— Ты, наверное, заработал кучу денег?
— Я все проиграл.
— О!
Он поднял брови и минуту с упреком смотрел на племянника, грустно покачивая головой. Потом неожиданно сказал:
— Я женюсь.
— Вы с ума!..
Лахец оборвал фразу и постарался любезно выдавить из себя:
— Поздравляю. А на ком, если можно спросить?
Он наклонил голову, чтобы скрыть злорадную усмешку, и в эту минуту его взгляд упал на половину лица Азы, выглядывающего из-под лежащего на столе покрывала.
Дыхание у него перехватило от дикого подозрения; он схватил покрывало, собираясь откинуть его, но господин Бенедикт был настороже. Он схватился за ткань руками, они боролись несколько минут, но в конце концов композитор победил. Вместе с содранным покрывалом на пол посыпалась целая куча фотографий. Господин Бенедикт, покрасневший, как юноша, наклонился, чтобы собрать их, а Лахец побледнел. Он не мог отвести глаз от лица, глядящего на него с сотен кусочков картона, и спросил сдавленным голосом:
— На ком? На ком вы женитесь?
— Пока не знаю! Ты что, с ума сошел? Зачем ты все рассыпал? Я должен отослать… Я женюсь в ближайшее время, но еще не знаю, на ком.
Лахец расхохотался.
— Ну, это другое дело!
— Что значит другое дело? — сопел покрасневший от усилий пенсионер. — Поможешь мне собирать. Что это на тебя нашло? Ведь я должен отослать это!
Композитор смещался и оробел… Он упал на колени и начал не ловко сгребать рассыпавшиеся фотографии, бормоча какие-то оправдания все еще ворчавшему старичку. Наконец работа была закончена. Они снова уселись друг против друга и начали удивительный разговор, во время которого каждый из них думал совершенно иное, нежели говорил. У господина Бенедикта вертелось в голове: какого черта племянник явился к нему в такое неподходящее время, а Лахец, рассказывая какую-то выдуманную историю, мысленно играл с собой в чет и нечет: одолжит или нет?
Наконец он не выдержал. Он оборвал фразу на середине и неожиданно сказал:
— Дядя, я в страшной нужде. Мне нужна помощь…
Господин Бенедикт замолчал. Долгое время он смотрел на своего гостя, хмуря белые брови и серьезно кивая головой, в конце концов тому надоело ждать, и он во второй раз спросил:
— Вы не могли бы… помочь мне, дядя?
И теперь господин Бенедикт не сразу ответил ему. Он встал, прошелся по комнате и несколько раз кашлянул.
— Дорогой мой, — начал он, — я должен был бы упрекнуть тебя за то, что ты такой легкомысленный… В Асуане тебе следовало не играть, а деньги, так неожиданно заработанные, получше сохранить…
Лахец поднялся, чтобы уйти. Господин Бенедикт понял его намерение и взял его за плечо. Он добродушно улыбался.
— Садись, садись! Ведь я тебе не отказываю! Я женюсь, как я уже сказал: поэтому хотел бы и тебе сделать что-нибудь приятное, на добрую память…
Он подошел к столу и выдвинул один из ящиков. Долго что-то там перебирал и, наконец, достал два клочка исписанной бумаги. Он быстро пробежал их глазами.
— Ты должен мне две тысячи сто шестнадцать золотых монет… Вот твои долговые расписки.
— Да. Если бы теперь еще такую сумму… хотя бы половину…
— Переведя это на нынешнюю серебряную монету, мы будем иметь…
— Если бы сейчас хотя бы четвертую часть этого…
— Я уже сказал тебе, что собираюсь жениться. Однако мне не хотелось бы, чтобы в такой момент между нами осталось что-то… Твоя мать как-никак была моей двоюродной сестрой…
Господин Бенедикт был на самом деле растроган. Он проглотил слюну и широко распахнул влажные глаза. Героическим и дружелюбным жестом он протянул руку с расписками в сторону удивленного Лахеца.
— Бери! С этой минуты ты мне ничего не должен! Я дарю тебе эти две тысячи сто шестнадцать монет. Прими это в память о твоей матери.
Голос его задрожал от волнения.
Лахец онемел, совершенно ошеломленный таким неожиданным поворотом. Он видел, что дядя стоит и ждет, что он бросится ему на шею или по крайней мере поблагодарит его. Композитор буркнул что-то невразумительное и, засунув собственные расписки в карман, как будто они действительно имели для него какую-то ценность, стал собираться.
Господин Бенедикт нетерпеливо пошевелился. Было видно, что он удивлен холодностью племянника по отношению к своей щедрости, и хочет еще что-то сказать… Он остановил племянника на пороге.
— Послушай, — заговорил он, придавая голосу несколько таинственное звучание, — но в течение трех лет ты не платил мне процентов… Капитал я тебе подарил, но проценты… видишь… я собираюсь жениться, у меня будут значительные расходы… Если при себе у тебя нет денег, то в течение ближайших дней пришли мне положенные проценты. Пусть между нами все расчеты будут улажены!
Он сердечно обнял его и вернулся в комнату. Он совершенно не мог понять, почему Лахец не только не обрадовался, но, выходя, бросил на него такой взгляд, как будто хотел убить.
Он тяжело вздохнул, подумав о человеческой неблагодарности, и слезливо улыбнулся при воспоминаниях о собственном благородстве, потом с чувством выполненного долга уселся за столом, чтобы написать письмо Азе.
Тем временем Лахец, выйдя из дядиного дома, начал скитаться по улицам города без мысли и цели.