Победителей не любят

Оперевшись руками о дверь, он навис надо мной и пристально посмотрел мне в глаза. В его взгляде ощущались дикое желание, сила, нежность и легкая грусть. Волосы Никиты растрепались, а на лице появились щетина и пара ссадин. Он был чертовски красив.

– Я знаю, когда мы вернемся, ты сбежишь, – сказал Никита.

– С чего ты это взял? – возмутилась я.

– Ты же всегда так делаешь, – ответил он и поцеловал меня, не дав ответить. Это была последняя фраза в нашем диалоге в ванной, после которой последовало то, на чем мы не так давно остановились в номере. Мне всегда нравились ванные комнаты с «непробиваемой» шумоизоляцией. В них можно со спокойной совестью петь в душе… или, ничем себя не ограничивая, заниматься любовью. К счастью, мы наслаждались друг другом именно в такой.

Когда все закончилось, мне снова пришлось приводить в порядок не только себя, но и Никиту. Он попросил обработать и замаскировать ему ссадины, а то компания, где один с перебинтованной рукой, а все остальные слегка помятые, слишком привлекает к себе внимание. Перед тем как выйти из ванны, мы посмотрели на себя в зеркало, убедившись, что выглядим как нормальные люди, если особо тщательно не присматриваться. Я поймала себя на мысли, что парень с девушкой в отражении мне очень нравились, и, кажется, они идеально подходили друг другу, только мне так не хотелось заводить их в болото серьезных и к чему-то обязывающих отношений.

– Ты красавица, – сказал Никита, глядя на меня в зеркале, и крепко сжал мою руку в своей. – Я не знаю, как ты это делаешь, но тебе даже идут ссадины и синяки под глазами. Именно они немножко выдают тебя настоящую. Удивительно, но с этими, казалось бы, дефектами ты выглядишь более хрупко и женственно, чем вот в таком собранном и аккуратном виде, как сейчас… с макияжем и прической. Не пойми меня неправильно, так я тоже от тебя в восторге, но ты настоящая – это нечто.

– Спасибо, – смущенно сказала я и невольно на несколько секунд опустила взгляд в пол.

– А еще я обожаю, когда ты краснеешь.

Никита повернулся ко мне и уже смотрел мне прямо в глаза, а не в их зеркальное отражение. И снова в его взгляде проскользнуло некое прощание со мной. Я не хотела его обнадеживать, что-то обещать ему, поэтому мне нечего было сказать. Нам было слишком хорошо, мы наслаждались друг другом каждую минуту, проведенную вместе. Мимолетные взгляды или прикосновения – мы были в постоянном ощутимом или неуловимом контакте, и это приносило невероятное удовольствие, какое только могут испытывать двое молодых красивых людей, пока между ними существует сила притяжения. Но бессмысленно что-то кому-то обещать или даже просто немного пытаться заглянуть в будущее, пока ты понятия не имеешь, что будет с тобой в следующую секунду твоей жизни. Велика вероятность, что эта секунда даже не наступит. Никита тоже это прекрасно понимал. Для таких, как мы, классические отношения полны невыносимых ограничений, страха друг за друга, и не только. Они заточат нас в мучительные оковы быта, непривычных нам обязанностей и тем самым подавят наше беспокойное естество, постоянно требующее опасностей и приключений. У каждого из нас есть свои серотониново-адреналиновые дорожки, которые мы выбираем в самом начале нашего взросления, а возможно, они выбирают нас. Кто-то получает удовольствие от спокойной, размеренной жизни, полной стабильности, и я, признаться, немного по-доброму завидую этим людям, ведь я так не умею. А такие, как мы с Никитой, просто загнутся через пару лет подобного существования. Главная плата за нашу насыщенную острыми ощущениями жизнь – невозможность иметь полноценную счастливую семью, и это осознанный выбор, который пока никто из нас не собирается менять. Тем не менее у меня и, как выяснилось, у него периодически возникает трудно преодолимая тяга к нормальной жизни, но каждый раз я возвращаюсь к прежнему выбору. Возможно, когда-нибудь я изменю свое решение, но не сейчас. Адреналиновый голод пока силен во мне, а пытливый и беспокойный ум еще не насытился событийными головоломками.

Как только Никита открыл дверь ванной, в эту же секунду ему в грудь влетел кулак Максима.

– Ой! Извини, я вообще-то собрался стучать в дверь, – пояснил китаец, резко убирая руку назад, – вас уже двадцать минут нет! А кто-то очень торопился на самолет.

– Все! Мы готовы! – ответил Никита. – Сам понимаешь, надо было умыться-переодеться.

– Ну-ну, – недоверчиво посмотрев на нас, пробурчал Максим.

К счастью для всех, в аэропорт мы приехали ровно за столько времени, сколько нам понадобилось на полноценный неторопливый обед, который окончательно всех успокоил и вернул к мнимому и зыбкому для наших профессий ощущению покоя и безопасности. Попрощавшись с Максимом, мы поднялись в самолет и, как только наши тела приняли сидячее положение, бороться с усталостью больше не оставалось сил. Когда самолет приземлился в Москве, Хейху еле разбудила нас, тут же сообщив, что мы проспали все 10 часов.

– Как твоя рука? – сразу же спросила я у девушки, как только открыла глаза, вспомнила, как меня зовут, и поняла, где нахожусь.