Победителей не судят

— Лучше оказать немедленную помощь «Ретвизану», — неожиданно твердо произнес Витгефт, упрямо наклонив голову. — Иначе мы рискуем потерять свой лучший броненосец! Хотим мы этого, или не хотим, но Матусевич нужен именно здесь, иначе Того окончательно добьет отряд Николая Илларионовича, а времени у нас нет!

— Вы правы, Вильгельм Карлович, — чуть ли не прорычал адмирал, понимая, что сейчас ему придется принимать страшное решение, обрекая одних русских моряков на смерть, а другим их товарищам даруя жизнь. Но другого выбора не оставалось, тут «или-или». Лучше пожертвовать «Рюриком», что не годился для крейсерских операций в составе ВОК также, как для эскадренного боя сейчас — для первых у него была маленькая скорость, а для второго куцее бронирование и слабая артиллерия.

А вот «Ретвизан» спасать нужно немедленно — броненосец прекрасно показал себя в бою сразу против двух вражеских кораблей, причем один из которых был практически ему равен, а второй превосходил по характеристикам. Но сражается ведь не мертвое железо, набитое механизмами, а люди на нем. И тут команда Шенсновича проявила себя просто великолепно. Но сейчас корабль горел, одна из труб была сбита, а орудия вели редкий огонь — силы и корабля, и его команды были на пределе.

— Матусевичу «отжать» головные крейсера Камимуры и присоединится к отряду Скрыдлова. Он тогда и нам даст передышку, и «Ретвизана» можно будет вывести из боя хоть на немного, — решился Алексеев. Можно было изменить курс эскадры раньше, прикрыть «Рюрик», но тогда бы «Полтава» с «Севастополем» подошли бы позже на полчаса, а за это время многое могло бы изменится в худшую сторону. «Рюрик» быть может, и спасли, но вот «Ретвизан» бы точно потеряли.

— Вы правы, Вильгельм Карлович, другого варианта у нас нет, — негромко произнес Алексеев. — Пусть передадут приказ Елисееву — идти с отрядом к «Рюрику», связать боем вражеские миноносцы!

Евгений Иванович тяжело вздохнул — больше ничего он сделать не мог. По крайней мере, может быть удастся спасти экипаж обреченного крейсера, да и других миноносцев — схватка там пойдет нешуточная. У Елисеева восемь «дестройеров» зарубежной постройки и отечественных «соколов», потери среди которых в свалке неизбежны.

— «Ослябя» возвращается, ваше высокопревосходительство! Наши корабли идут к «Рюрику»!

— Дай то бог, — только и пробормотал адмирал, получив сообщение — самому разглядывать картину боя из рубки «Пересвета» было затруднительно, приходилось жертвовать храбрецами, что вели наблюдение за ходом сражения вне броневых стен.

Между тем бой продолжался — крейсера Камимуры дрогнули при виде приближающихся броненосцев Матусевича, и стали отворачивать, расходясь в стороны от русских кораблей. «Полтава» и «Севастополь» словно клин вбивали своими корпусами — японцы к несказанному удивлению Алексеева не показывали желания сражаться. Видимо, все же «асамоидам» крепко досталось в бою, а тут прибыли еще два полностью исправных броненосца, хорошо вооруженных и прилично защищенных — «свежих», что немаловажно, и с опытными командами. Причем их тихоходность уже не играла никакой роли — скорости в бою упали до вполне приемлемых даже для «калеки» «Севастополя» показателей.

— «Токива»!

— Ура!

— А-а, мать ее воблу!!!

Видимо, есть такие в жизни моменты, когда самые обычные человеческие эмоции прорываются сквозь дисциплину, и это особенно проявляется в бою. Ведь действительно, сколько можно терпеть, сцепив зубы, вражеский обстрел, и видеть, как горят свои корабли, а неприятелю хоть бы хны. Тут не просто обидно, тут ярость душу раздирает клочками, словно хищный зверь своими острыми окровавленными когтями кусок свежего мяса, вырванного из истерзанной жертвы.

Алексеев тоже не сдержался и вычурно матерился при виде радостного для души зрелища — кормового «двухэтажного» каземата 152 мм пушек на вражеском крейсере не имелось — там бушевало пламя, а перед этим была дымная вспышка. Броневые плиты отсутствовали, как и орудийные стволы со станками — разнесло все вдребезги и пополам. И это было еще не все беды, что обрушились на японский крейсер — он стал заметно оседать на корму, теряя ход, и без того не очень быстрый.

— Это мы в него попали, ваше высокопревосходительство! Если стрелял «Севастополь», то «Токива» осела бы на нос!

Впервые проявил эмоции командир «Пересвета» Бойсман, весь бой показывавший пример хладнокровия и спокойствия. Тоже, видать, нервы не выдержали. Но через несколько секунд орали все, и Евгению Ивановичу показалось, что он сам сходит с ума.