Победителей не судят

— Что, ну? Воевал на Восточном фронте, набирал пункты. До рыцарской степени не хватило двадцати пяти из положенных на востоке ста. В сорок втором перевели на запад против «Крепостей» ваших американских союзников. Попал в 26-ю эскадру «Шлагеттер». Командиром нашей второй группы был тогда гауптман Конни Майер. Однажды он лично сбил «Крепость» и сразу принялся сочинять для нас длиннющую инструкцию о том, как это делать легко и просто. Инструкцию перепечатали в сорока экземплярах и раздали каждому. Да только мы так и не поняли, в чем там суть, и продолжали нападать на американцев по старинке: первая атака всей оравой, а потом — кому как заблагорассудится. Со стороны это, наверное, походило на жужжание пчел вокруг медведя. Многим просто хотелось поскорее расстрелять боекомплект и смотаться подальше. Кончилось тем, что Майер решил повторить свой успех строго по собственным же рекомендациям. Помню, было это 2 января — не лучшее время для войны. Нам сообщили, что американцы направляются в Ромилле-сюр-Сейн на ремонтные базы, где французы латали наши самолеты. Мы обогнали их на параллельном курсе километров на шесть, развернулись и, как учил нас Майер, пошли в лобовую на первую коробку. Сбили пять штук, потеряв пятерых своих. Успех был налицо — за пять бандур с сорокаметровым размахом крыльев и пятью десятками летчиков всего лишь пять наших козявок с пятью пилотами. Только нас такой расклад почему-то не радовал.

— А Майер? — спросил Алекс.

— А он как раз оказался в числе тех пятерых. Говорили, что остался жив, но назад он уже не вернулся. Листки из его инструкции попадались мне потом в туалете и даже на летном поле. Судя по масляным пятнам, в них заворачивали бутерброды или свиные котлетки. А вскоре я сам сбил «Либерейтора» и, когда мы вернулись на Эббивиль — наш тогдашний аэродром — пригрозил своему звену, что с понедельника тоже засяду за инструкцию.

— А как ты его сбил? — заинтересовался Алекс.

— А ты меня спроси! Помню только, что атаковал из левой нижней полусферы с правым разворотом и дурацкими мыслями в голове: кто заменит меня вечером за игрой в скат — у нас сложилась азартная тройка — и сильно ли расстроится унтерфельдфебель Кляйбер, которому я задолжал девяносто марок. Если серьезно — целил в задний колпак, пытаясь сначала вырубить пулеметчика, а попал в мотор. Случайность. У стрелка, я так думаю, либо замерзла турель, либо он просто оказался растяпой. Позже я твердо уяснил — с какой стороны ни подлетай к этим бандурам, отовсюду плохо. Их пулеметы — нашим не ровня. Я уж не говорю про боекомплект, который у тебя кончается через полминуты, а янки могут молотить сколько душе угодно. Механики не успевали менять наши бронестекла и заделывать дырки.

— А вам кто мешал понастроить что-то подобное? — не удержался Алекс.

— Да пошел ты! — Эйтель сверкнул своим единственным глазом. — Если бы вашими конструкторами командовал пьяница и наркоман, я поглядел бы, на чем бы вы сейчас летали.

— Это кто ж такой? — удивился Алекс. — Не Удет ли?

— Он самый. Я, конечно, преклоняюсь перед его прошлыми заслугами, но так изгадить порученное дело! Впрочем, он все понял, потому и застрелился.

— То есть как? — еще больше удивился младший Шеллен. — Разве он не погиб при испытаниях?

— Кто погиб? Удет? Ха-ха! — Эйтель вскочил и принялся расхаживать по комнате. — Сейчас ты скажешь, что с тех пор прошло много времени и мы могли бы наверстать упущенное…

— Ты так и не рассказал, где тебя ранили, — перебил его Алекс.

Старший Шеллен остановился, затем снова вернулся на свой стул, достал сигарету и не спеша закурил.

— Ты об этом? — Выпустив струйку дыма, он нарисовал пальцем в воздухе овал вблизи своего лица. — Слыхал про наши штурмовые эскадрильи? Хотя… вы-то как раз с ними и не сталкивались. Не сталкивались в прямом смысле, — подчеркнул Эйтель.

— Ты имеешь в виду таран?