Победителей не судят

— Вот смотри, — он медленно пальцем передвинул белый прямоугольник в северо-западном направлении, — мы перемещаем плац сюда, километров на семь. Здесь совершенно такая же ориентация автобана и железнодорожного пути… Подожди… выслушай до конца. Я понимаю, ложные цели вы делали и раньше. Правда, максимум, на что вы способны, это зажечь огни имитации маркировки, которые у вас всегда получаются какими-то ненатуральными, выложенными словно по линейке. Я же предлагаю из светлого песка или светло-серой гранитной крошки отсыпать в этом месте прямоугольник размером сто на шестьдесят ярдов. Судя по карте, место здесь ровное, только срезать кусты бульдозером. Но перед этим, чтобы не засекла воздушная разведка, необходимо натянуть здесь на высоте, скажем, десяти метров плотную маскировочную сеть и все работы производить под ее покровом. Я видел такие сети сверху во Франции. Вы ими закрывали топливные склады и даже небольшие заводы. Сверху на них был нанесен рисунок городского квартала или сельского ландшафта. Ночью все это выглядело довольно убедительно. В нашем же случае достаточно простой весенней камуфляжной расцветки. Такую же сеть нужно приготовить и для настоящего плаца. Потом, когда начнется атака, перед самым подлетом первого маркировщика мы закрываем сетью настоящий плац и одновременно открываем ложный. Разведка, осветители и вообще все, кто прилетят раньше, увидят настоящий плац, оценят его расположение относительно городских кварталов и прочих ориентиров и убедятся, что все в порядке. Главный штурман отдает приказ патфиндерам, который, кстати, мы засекаем, прослушивая их частоты, и вот тут-то происходит подмена одной цели на другую. Не раньше и не позже. Здесь, — Алекс ткнул пальцем в белый квадратик, — мы ослепим их прожекторами и поставим заградительный огонь из всех видов оружия, включая простые пулеметы на зенитных штативах. Все будет выглядеть натурально: они будут атаковать, а мы — защищать пустое место. Времени на раздумья у пилотов «Москито» практически нет. Они пикируют с большой высоты до километра, видят одну-единственную цель, пусть и расположенную несколько в стороне, и помнят только что услышанный от главного штурмана приказ — что-то вроде: «Цель хорошо видна, приступайте к маркировке». Даже если командующий операцией в последний момент заметит неладное (а он, скорее всего, заметит), то сделать уже ни-че-го не сможет. Только внесет путаницу. Самым правильным в такой ситуация была бы отмена атаки, но на это нужно еще решиться. В итоге «следопыты» развесят «рождественские игрушки» над полянами и перелесками западнее городской черты. Примерно вот здесь, — Алекс показал на карте. — Сюда и упадут бомбы.

Он выжидающе посмотрел на брата.

— А что, — Эйтель взял белый бумажный прямоугольник и повертел его в пальцах, — мне нравится. Вот только где взять две громадные маскировочные сети? А так… ничего. Остается убедить крайсляйтера, раздобыть пару бульдозеров, десяток грузовиков…

— Речь идет о судьбе города и его жителей, — воскликнул Алекс. — Что за проблема в десяти грузовиках? У вас тысячи самолетов стоят без дела. Наверняка то же и с грузовиками.

— Да ты успокойся. — Эйтель щелчком выбил из пачки новую сигарету. — Найдем и транспорт, и бензин. У меня припрятана цистерна на всякий пожарный. А сети… если мне память не изменяет, их вяжут на текстильных фабриках в Хартмансдорфе или Грюне — это в нескольких километрах от города. Ты лучше скажи, как мы преподнесем эту историю с кавалерийским плацем нашему Кеттнеру? Это крайсляйтер округа Хемниц, назначенный ответственным за оборону города. Он ни черта не смыслит в целях «зеро», маркировщиках и во всем остальном. Он вообще ни в чем не смыслит. Сказать, что мне было видение? Как Орлеанской деве? Боюсь, не сработает.

— Информация о цели «зеро» должна исходить не от тебя, — убежденно сказал Алекс. — Во всяком случае, не напрямую.

— От кого же?

— Не знаю, надо подумать, — Алекс потер ладонью лоб, — ну, например, от меня. Нужно только решить, как это обставить.

Эйтель некоторое время молчал, украдкой поглядывая на брата.

— Ты действительно готов влезть в это дело? — спросил он. — Ты понимаешь, что в этом случае…

— Я стану предателем? Ты это хочешь сказать?… Да, я понимаю.

Эйтель прикурил сигарету и сделал глубокую затяжку:

— Алекс, зачем тебе это нужно? Война вот-вот закончится. Если мы оба уцелеем, я стану военнопленным и как-нибудь это переживу. Возможно, меня сгноят в русском лагере, но я останусь самим собой. А что будешь делать ты? Прятаться здесь, в Германии, пытаясь выдать себя за другого, и, если повезет, остаток жизни прожить под чужим именем?