– Тебя ждет виселица, как и твоих подельников.
– Меня ждут пытки, а потом смерть. Так какая разница?
– Ты сам выбрал.
Стоило чувству мести раствориться во мне, как эмоции и ощущения ушли. Теперь он перестал быть для меня человеком, и стоило ему это понять, как он сразу сломался. Когда в его глазах поселился панический страх, замешанный на острой, всепожирающей боли, он наконец сломался:
– Прекрати… Все… расскажу.
До самого наступления утра я с ним беседовал, переспрашивал, неоднократно уточняя места и фамилии, пытаясь словить его на вранье, а потом все это записывал на небольшой листок бумаги.
Началась вся эта история с того самого дня, когда, приехавшая в замок Божон военная комиссия решила больше не считать его укрепленным пунктом, в связи с плохим состоянием. Гарнизон было решено убрать, оставив из шестидесяти четырех солдат и офицеров полдюжины копейщиков, а остальных направить в действующую армию, стоявшую на границе с Бургундией. Каким образом пересеклись пути казначеев и лейтенанта де Мони, я не стал уточнять, но в результате махинаций с бумагами выплаты на содержание гарнизона замка Божон, несмотря на отсутствие там солдат, все так же продолжали поступать, только шли они теперь в карманы шайки воров. Кроме солдатского жалованья шайка забирала себе деньги, поступавшие на содержание полного довольствия военного гарнизона замка Божон. Как казначеи сумели проводить все это в документах, лейтенант не знал, так как кроме своей ежемесячной выплаты в тридцать ливров, его просто ничего не интересовало. Еще десять ливров являлись его долей в «Доме изысканных удовольствий». Кроме этого, он получал неплохие деньги за «грязные» дела. Насколько я мог слышать, то небогатые дворяне получали со своих поместий по триста-четыреста ливров в год, так что экс-лейтенант жил в полном достатке, ни в чем не нуждаясь.
Другие виды мошенничества также приносили шайке неплохие деньги. Например, в некоторых провинциях, в частности в Дофине, освобождение дворян от налога было привязано к землям, столетия назад зарегистрированным как «благородные», а не к людям. Если дворянин владел «неблагородной» землей, он должен был платить талью из расчета оценочной стоимости собственности, но если он мог дать достаточно большую взятку, то большая часть его земельных угодий могла получить запись как «благородная» в соответствующем земельном реестре.
Или делали так. Когда приезжала комиссия оценивать земельное владение, а это делалось каждый год после того, как король определял размер налога, давалась взятка и количество земли сокращалось вдвое или втрое. Или земли становились «наследными», что подтверждалось липовыми бумагами, но тогда помимо денег дворяне рассчитывались землей. Помимо этого, шайка торговала поддельными патентами на государственные должности, клала в карман чуть ли не треть собираемых стражниками дорожных пошлин и получала доход от «Дома изысканных удовольствий». Во всех этих мошеннических операциях, за исключением игорного заведения, он не получал ни обола, за исключением некоторых случаев, когда надо было приструнить несговорчивых клиентов. Главный казначей никуда не лез, только заверял бумаги, за что получал свою долю. Настоящим главарем и мозгом шайки являлся королевский нотариус Огаст Фонтен, который наладил связи с городскими властями.
– С кем он списывался в Туре? У него есть человек при дворе?
– Не знаю. Клянусь в этом своим покровителем, святым Себастьяном!
– Ты читал эти письма?
– Нет. О их содержании мне говорил Фонтен. Получив последнее письмо, он начал проклинать его и говорить, что такие дерьмовые сведения не стоят тех денег, что он ему платит. Я послал к тебе наемных убийц, исходя из того, как ты был описан в письме. Трусливый и осторожный. Сейчас это даже как-то смешно звучит, – губы Оливье де Мони исказились в болезненно-кривой усмешке.
– Значит, это Фонтен придумал с убийством заместителя прево?
– Нет. Это я. Все бы получилось так, как было задумано, если бы этот тупой мерзавец – капитан городской стражи не струсил. Он был должен убить тебя там, в кабинете Обрио. Вот ему, подлой трусливой крысе, кишки я бы с удовольствием наружу вытащил. Надеюсь, что так и будет.
– Так ты говоришь, что никаких документов, которые подтверждают все эти преступления, у тебя нет.
– Ты же не дурак, Клод Ватель. Или, может, ты считаешь меня дураком? Зачем бы я стал хранить подобное?
– Тогда я все узнал. Сейчас тебя развяжу и пойду.
В его глазах заплескалось удивление, пробившееся через боль и страх:
– Как?! Ты меня так и оставишь?
– А что прикажешь с тобой делать?
– А месть? Я же хотел тебя убить. Неужели ты не хочешь моей крови?
– Через пару-тройку дней приедет королевский эмиссар. Тебя отправят в тюрьму, будут пытать, потом осудят и повесят. И при всем этом я буду присутствовать. Я буду наслаждаться твоими муками и твоим страхом. Чем не месть?