Победившие смерть

Прошло два месяца. Из Одессы не поступило точных сведений об Ольге Моисеевне Первиной и ее дочери Лине. Прямых улик у немцев не оказалось. Но они по-прежнему держали в тюрьме всю семью Измайловых.

Арест Измайловых не давал покоя подпольщикам. Как поведут себя арестованные? Не попадет ли в руки фашистов какой-либо материал о подполье? Мучила мысль и о том, что в тюрьме томится Игорек, которому только шестой, год. Его нужно было как-то взять оттуда. Одни предлагали подкупить следователя. Другие советовали сделать фальшивые документы о рождении и крещении в церкви тещи Вячеслава Васильевича.

Но окончательный план не долго созревал. Паша пришла с печальной новостью. Герберт сообщил ей о болезни Игоря. Нужно было кому-то пойти в тюрьму и потребовать, чтобы мальчика отдали на излечение. За эту мысль ухватились все. Но кто пойдет в тюрьму. И тут предложила свои услуги Наташа Косяченко.

Ее провели к начальнику. За письменным столом, уткнувшись в бумаги, сидел краснощекий офицер. Он высокомерно окинул взглядом Косяченко:

— Слушаю.

— В вашей тюрьме находится шестилетний мальчик Игорь Измайлов. Он болен.

Откуда вам известно?

— Он все время болеет, очень слабый мальчик. Я хочу просить вас, передайте его мне на излечение. Он сможет у меня остаться до освобождения родителей, я за ним присмотрю.

— A-а!.. — протянул офицер. — Но знаете ли вы, что его мать еврейка?

— Это неправда!

Офицер достал сигареты, закурил.

— А если подтвердится, мадам догадывается, как с ней поступят? А? За укрывательство?

— Я хорошо знаю семью Измайловых и отвечаю за свои слова.

— Мы одинаково караем евреев и тех, кто их прячет. Вы это понимаете?

— Конечно.

— Так зачем же вы пытаетесь нас обмануть?

— Мне незачем вас обманывать. У меня тоже дети!

Уверенное поведение Наташи Косяченко, ее настойчивое желание взять ребенка даже после сурового предупреждения поколебали гестаповца. По его распоряжению Игоря передали Наташе, а через десять дней, за отсутствием прямых улик, семья Измайловых была освобождена.

ОНИ НЕ СМИРИЛИСЬ

Зюкова и Науменко перевели из луцкой тюрьмы в лагерь, откуда заключенных, как правило, отправляли в Германию. Это обстоятельство встревожило подпольщиков. В лагерь пускали только представителей так называемого Украинского комитета помощи. Дунаевой, как члену комитета, поручили добиться встречи с Зюковым и Науменко и договориться с ними о побеге.

Но на второй день всех пленных под усиленным конвоем отправили в Киверцы. Здесь к узникам вошел гестаповец с переводчиком из местных националистов и обратился к ним с грозной речью. Фашистский прихвостень старательно передал ее содержание.

— Все вы преступники! Вас надо уничтожить! Да, да, уничтожить, как вредных насекомых! Но великая Германия — гуманное государство. Вы поедете на работу в Германию и отблагодарите ее за величайшее снисхождение к вам!

Здоровых и сильных отобрали в отдельный барак, затем заставили раздеться догола, а одежду отнесли в дегазационную камеру. Узников разбили на группы но 40 человек. В одной из них оказался и Борис Зюков.

— Что же, братья, так и уедем с родной земли? — переживал черноволосый парень с худощавым обветренным лицом. — А? Как же так? Я не согласен!

Наивное поведение парня рассмешило остальных.

— Он не согласен!.. А кто спрашивает согласия? Молись богу, что голова осталась на плечах.

— На какой бес мне голова без Одессы-мамы?! — не унимался черноволосый.

Звали одессита Яшей. Был он очень словоохотлив, а его чрезмерный оптимизм даже раздражал удрученных людей.

Принесли одежду, и тут Яша обратил внимание на крытый жестью сарайчик, за которым поднималась ограда из колючей проволоки. Парень еще раз всмотрелся.

— Что, если попробовать? — сказал он решительно.

Такие слова напугали кое-кого, а Зюков одобрил затею.

— Давай, дружок, попробуем, авось улыбнется!..

— Иду первым...

Десятки глаз с опаской наблюдали, как Яша вылез из барака через окно и побежал к сарайчику. Он подтянулся, взобрался на сарайчик, а затем перепрыгнул через проволоку и, прижавшись к земле, пополз в сторону леса.

Зюков, не задумываясь, проделал то же самое, что и Яша. Вот и он уже на свободе. Энергично пополз прочь от лагеря. Минута, две, три... Сзади — тихо. Вскоре он также укрылся в лесу.

Утром услышал странный гул. В густом лесу — и вдруг гудит... Зюков осторожно пошел в ту сторону, откуда доносился шум. Он неожиданно натолкнулся на часового, охранявшего лесопильный завод. Хотя часовой и был в немецкой форме, но смахивал на славянина.

— Стой! Откуда идешь? Документы! — потребовал часовой на ломаном русском языке.

— Иду со свадьбы, документов с собой не брал, — придумал Зюков версию.

— По тебе не видно, что со свадьбы...

Отчаяние охватило Зюкова. Совершить такой риско-

ианный побег и так нелепо попасться снова в лапы фашистов!

— Ты здешний? — допрашивал часовой, но уже не так грозно.

— Нет, я киевский.

— А как тебя сюда занесло?

— Хотел устроиться на работу, а попал в концентрационный лагерь.

— Удрал?

Зюков молчал, гадая, чем все кончится.

Часовой потоптался на месте, осмотрелся: вокруг — никого.