Вместо ответа Афа подняла скрещенные пальцы и рассмеялась.
— Тогда я тоже держусь за дерево!
— Ты даже не представляешь себе… Нет, не сейчас… Ты сама скоро все узнаешь.
— Шанс? — Лена редко произносила это слово, но сейчас не удержалась.
— Один из тысячи. И он — мой. Кажется…
Один из тысячи, один из миллиона…
А все кончилось тем, что поезд, набитый шансами под завязку, столкнул Афину с подножки. И бросил тело под насыпь.
…Формальности заняли несколько часов — из-за неторопливости и обстоятельности капитана Целищева и излишней экзальтированности Гавриила Леонтьевича Маслобойщикова. Оставаться один на один с сумасшедшим режиссером Целищев наотрез отказался, и Лене с Гжесем пришлось выступить в роли группы поддержки. Капитан списал все паспортные данные, задал несколько ничего не значащих вопросов о самой «гражданке Филипаки» и о том, когда «уважаемые артисты» видели свою коллегу в последний раз. Отвечал по большей части Гжесь: в последний раз ее видели на прошлой неделе, она отработала спектакль в понедельник. В четверг же сослалась на занятость, и пьесу откатали без нее.
Следующий спектакль должен был быть в субботу, но связаться с ней не удалось.
Пришлось срочно вводить другую актрису (кивок в сторону Лены), это обычная театральная практика. А что, собственно, произошло?..
А произошло, со слов капитана Целищева, следующее. В понедельник, во второй половине дня, забредшие на перегон Ораниенбаум — Мартышкино дачник, его малолетняя дочь и собака обнаружили труп девушки. Вся троица развлекалась тем, что бросала друг другу пластиковую летающую тарелочку. Зеленого цвета, уточнил почему-то капитан Целищев. То ли девчонка оказалась слишком мала ростом, то ли собака не проявила должной собачьей расторопности, но тарелочка, посланная могучей рукой дачника, оказалась в тихой, ничем не примечательной канаве у железнодорожной насыпи. От посторонних глаз канава была надежно скрыта зарослями лопухов и крапивы, так что обнаружение трупа можно смело отнести к разряду счастливых случайностей. Если бы не собака, отправленная на поиски тарелки, тело могло пролежать в прохладной глубине канавы несколько недель. А то и несколько месяцев, вплоть до наступления холодов.
— Значит, вы утверждаете, что гражданка Филипаки работала так называемым джусером на нашей железнодорожной ветке? — спросил Целищев.
Лена и Гжесь согласно закивали головами.
— Это многое объясняет.
— Что же это может объяснить? — Лена была удивлена столь быстрым восстановлением причинно-следственных связей.
— Беда с этими джусерами, — вздохнул капитан. — Третий случай за последние полтора года. В самом ремесле, как и в любом другом, ничего криминального нет…
Но что вокруг творится… Есть хлебные маршруты, есть хлебный товар, один может за день сто рублей заработать, а другой — и всю тысячу… Или своему хозяину не отстегиваешь сколько положено, часть выручки утаиваешь. А если еще и с конкурентами схлестнешься!.. Беда. От хорошей жизни на электричку не пойдешь, верно? Вот и шастают там всякие опустившиеся элементы, не про вашу коллегу будет сказано…
Делят сферы влияния в масштабе ветки…
Что ж, будем расследовать. Возможно, и товарищи из Питера подключатся.
Больше об убийстве Целищев не распространялся, было видно, что оно ему как кость в горле, это убийство. И после окончания неприятной для него обязательной программы перешел к показательным выступлениям. Из худенькой стопки вещей, некогда принадлежащих Афине, он вытащил пухлую расхристанную тетрадь, достал из нее листок и протянул заскучавшему режиссеру.
— Адресовано Маслобойщикову Гавриилу Леонтьевичу. То есть вам.
— А я, как на грех, очки забыл. Прочти, друг мой, — обратился мэтр к Гжесю.
— Вслух?
— Вслух, конечно.
— Но, может быть.., это личное?
— Деяния мертвых, друг мой, всегда публичны. И это единственная тайна, покровы с которой срывает смерть.
Гжесь развернул сложенную вдвое тетрадную страницу, прокашлялся и с выражением прочел:
— "Маслобойщикову Гавриилу Леонтьевичу, худруку театра «Глобус», далее адрес… От Филипаки Афины, далее адрес…
С радостью спешу сообщить вам, козел вы драный, что прекращаю свою смехотворную деятельность в вашей пародии на театр. Горите вы синим пламенем, старый маразматик…" Дальше читать? Тут еще три абзаца.
Капитан Целищев хмыкнул, Лена улыбнулась, и лишь Маслобойщиков сохранял олимпийское спокойствие.
— Пожалуй, я сам прочту. На досуге.
А вам, господин капитан, я бы не советовал зубоскалить. Мнение ушедших в мир иной нужно уважать. Даже если оно ошибочно. Бедное, заблудшее дитя… ;
Маслобойщиков с неожиданной для его студенистого тела ловкостью подскочил к Гжесю и вырвал листок из его рук.
— Теперь мы можем быть свободны?
Целищев замялся.
— Вскрытие и экспертиза проведены, и тело нужно похоронить, — начал он.
— Так в чем же дело? Хороните.
— У покойной есть родственники, проживающие в России? Может быть, близкие люди…