Византийская хроника сохранила списки мирных соглашений Олга с императорами Леоном и Александром, которые были заключены в 907 и 912 годах после удачного похода Олга на Царьград. Из этих договоров, кстати, мы можем узнать имена первых отечественных дипломатов, участвовавших в переговорах и корректировке текста договора. Их звали Карлы, Инегельд, Фарлаф, Веремуд, Рулав, Гуды, Руалд, Карн, Фрелав, Руар, Актеву, Труан, Лвдул, Фост и Стемид. Имена эти красноречиво свидетельствуют, что руководящие посты Киевской Руси все еще занимали исключительно «лица варяжского происхождения». Впрочем, иначе и быть не могло. Ведь с момента их «призвания» прошло всего полсотни лет — срок для истории мизерный, почти не ощутимый.
В том же 912 году конунг Олг, более известный нам как «вещий Олег», покинул земной мир и ушел со страниц русских летописей, видимо, к своим скандинавским богам. Верховная власть в Киеве перешла к уже упоминавшемуся выше сыну Рерика — воспитанному Олгом князю Ингвару, что в переводе означает «молодой воин». Со временем произношение большинства подданных трансформировало его в более приемлемую для славян вариацию — Игорь.
Ингвара можно назвать последним конунгом Киевской Руси, поскольку, начиная с его сына Святослава, все князья с самого рождения уже получали имена, более привычные для языка и уха местного населения. Да и процент буйной крови викингов, не дававшей скандинавам подолгу засиживаться дома, с каждым последующим поколением неумолимо понижался.
Одновременно все более бледно выглядели и достижения древнерусских воинов на поле брани. При первых князьях-конунгах не проходило десятилетия без крупного похода на кого-нибудь из соседей. Некоторые неприятности скандинавско-славянские дружины сумели доставить даже одной из главных сверхдержав средневековья — Византии. Но, уже начиная с сына Святослава — Владимира Святого, по мере «обрусения» варягов и утраты ими авантюрно-милитаристского «германского духа» (вспомним, что славяне изначально не отличались воинственностью), успехи киевских правителей все чаще стали перемежевываться с крупными поражениями. Поэтому потеря политической независимости большинством княжеств при столкновении с монголами в середине XIII столетия выглядит логичным итогом этой воинской деградации. Ни оказать достойного сопротивления, ни договориться о координации общих усилий в деле отражения иноплеменного нашествия потомки Рёрика не смогли…[49]
ГЛАВА 3
ПОЛТАВА НЕ ПО ПУШКИНУ
В современный российский календарь все так называемые милитаристские праздники («День пограничника», «День военно-морского флота», «День танкиста» и т. д.) угодили из прежней — советской официально-пропагандистской мифологии. Разумеется, к подлинной истории отечественных вооруженных сил эти коммунистические «святцы» никакого отношения не имеют. Даже наоборот — мешают, заслоняя своим обманным ликом истинные юбилеи.
За примерами здесь далеко ходить не надо. Ежегодно отмечая сталинский «День артиллерии», страна совершенно забыла в 1989 году о настоящем 600-летии русских пушкарей[50]
. Впрочем, некоторым торжественным датам «старины глубокой» все же повезло, и они транзитом — через большевистский «политпросвет» — перекочевали из пантеона ратной славы имперского Петербурга в нынешнюю квазидемократическую действительность. Этот лихой маршрут, разумеется, на пользу первозданному облику этих исторических событий пойти не мог.Среди наиболее пострадавших от многократных идеологических искажений оказались и события Северной войны 1700–1721 годов. И главной ее бедой оказался тот парадоксальный факт, что царь Петр Великий имел несчастье попасть в число положительных героев большевистской версии российской истории…
На первый взгляд, основные подробности противостояния России и Швеции в первой четверти XVIII века в общих чертах хорошо знакомы большинству нынешних россиян через посредство литературы и кинематографа. Но когда перед празднованием 300-й годовщины основания Северной столицы политологи в различных ток-шоу начали муссировать данную тему, неожиданно выяснилось, что лучшей характеристикой Северной войны, по мнению подавляющей части наших сограждан, является знаменитая пушкинская строка-клич: «Ура! Мы ломим, гнутся шведы!». В действительности, и ход, и смысл Северной войны были куда сложнее.
Чтобы не быть голословным проиллюстрируем ситуацию на примере одного из крупнейших сражений Северной войны — «Нарвской конфузии» 1700 года. Численный состав противников в этой битве секрета не составляет — он опубликован по архивным документам еще до революции. С русской стороны участвовало более 40 000 человек при 184 орудиях[51]
. У шведов было 8430 солдат с 37 пушками[52]. Потери петровской армии составили не менее 17 000 душ[53] только убитыми и пропавшими без вести. Урон войска Карла XII — 677 солдат и офицеров убитыми и 1205 ранеными[54]. Однако многие нынешние российские историки данную статистику не приемлют, предпочитая ей откровенную ложь.