Побег

Сумочка хлопнула Вэл по бедру, когда она пробежала по тесным проходам, схватив четыре упаковки бумажных полотенец с беспорядочной витрины на задней стене. Целлофан сморщился, когда она вонзила в него пальцы, и Вэл схватила содовую из холодильника, чтобы успокоить внезапное жжение в горле.

(Я только хочу с тобой немного поиграть).

Она заплатила мужчине наличными и выдернула сдачу обратно, стараясь, чтобы их кожа не соприкоснулась, когда поспешила из магазина, сжимая свою покупку.

Как она собирается выбросить его из головы? Ни у одного из ее терапевтов — она прошла через нескольких — не было никаких идей. Если бы самая последняя из них поняла, насколько все плохо, Вэл, вероятно, оказалась бы заперта без надежды на апелляцию.

(Ты не убийца).

Она бросила монеты в кошелек. Взгляд ее глаз остекленел.

(И никогда не будешь).

Что ж, в этом он ошибся? Гэвин полностью спланировал их будущее, но не рассчитывал, что у мыши, с которой он играл, внезапно вырастут когти.

«Я убила тебя, — сказала она мыслям в своей голове. — Я убила тебя. Ты мертв».

Ветер переменился, разнося по улице опавшие листья и запах мочи.

(Не совсем).

Вэл вздрогнула, оглядываясь через плечо. Эта улица казалась оживленной, забитая людьми. Туристы, как правило, не заходили так далеко, но здесь гуляли семьи, молодые хорошо одетые люди и представители богемы постарше, которые были частью умирающей истории города. Облагораживание захватывало, как грибок, и вытравляло все старое и грубое, чтобы заменить его ярким и новым.

Она подумала о странной записке, которую ей оставили в «Ле Виктуар».

Тайник. Нойсбридж.

Что это значило? Вряд ли это слова тайного поклонника, в них сквозила угроза, которая заставляла Вэл нервничать. И зачем кому-то оставлять ей жуткие записки? Единственный человек, которого она знала, кто мог бы это сделать, был… ну, в общем, мертв.

Тайник. Слова пульсировали в ее мозгу. Укромное место?

Вэл крепче сжала бумажные полотенца, ее сердце бешено заколотилось.

Несколько бездомных бродили, завернувшись в одеяла, толкая свои тележки или потрясая фирменными кофейными чашками, звенящими монетами. В отчаянии они окликнули ее, кого угодно, но она не слышала ни слова из того, что они говорили, из-за шума в ушах.

Знакомое, чувство затравленности скользнуло по ней так же легко, как старый свитер.

Приступы паники — это нормально, сказал ее психотерапевт. Любой, кто прошел через то, что пережила она, мог ожидать, что почувствует то же самое. Они пытались изобразить сочувствие, но звучали только отстраненно. Как будто паника была неизбежностью, чем-то, чего она ждала с нетерпением, как части своей жизни после Гэвина. Случайные вспышки страха, когда ее синапсы собирались вокруг воображаемой угрозы, как шахматные фигуры на доске.

Тайник. Спазм сжал ее живот, и на мгновение Вэл показалось, что она вот-вот упадет в обморок прямо на улице. Она не могла сказать, как или почему, но чувствовала, что за ней наблюдают. И очевидно, кто-то наблюдал. Наблюдал за ней достаточно пристально, чтобы оставить послание в ожидании, что она появится, чтобы его забрать.

Сланцево-серый свет не дарил ее безопасности — не сильнее, чем темнота делала ее более невидимой. И свет все равно угасал, поглощенный хищными тенями, роящимися на ее периферии. «О боже», — подумала Вэл, слегка покачиваясь, измученная страхом. При дневном свете действительно хуже.

— С тобой все в порядке? — Пожилой мужчина остановился, глядя на нее, казалось, с беспокойством. Но Вэл не могла сказать точно — насколько она знала, это тоже могло быть ловушкой. Доброта может быть листьями, которые делают невидимой стальную ловушку.

Вэл подняла на него глаза и обнаружила, что не может говорить. Как будто она проглотила свой собственный язык, и кончик его бесполезно свисал у нее из горла. Она сделала шаг назад, прежде чем обойти его и уйти.

Бросившись вниз по улице с достаточной безрассудностью, чтобы заставить нескольких человек кричать на нее, Вэл побежала. Кровь текла по ее вялым венам, даже когда ее бока сводило судорогой, а легкие горели от ледяного, прогорклого воздуха городских улиц.

Страх остался единственной вещью, что заставлял ее чувствовать себя живой.

Глава 4 Азурит

Вэл не расслаблялась, пока не оказалась по другую сторону двери квартиры. Она прислонилась к ней, тяжело дыша, ее сердце стучало в ушах, как барабан тайко.

Что со мной не так?

Словно в ответ, завернутые в пластик бумажные полотенца зашуршали в целлофановом панцире. Шум заставил ее подпрыгнуть. Она вздрогнула, чувствуя себя глупо, и положила бумажные полотенца на кухонный стол, где они оказались бы на виду у двери.