Лука полез в карман и достал пластиковую карточку-ключ, потертую от времени. Он вставил ее в металлическую щель снаружи одной из дверей, а затем еще раз, когда она не сработала. Раздался скорбный сигнал, щелчок, а затем он резко сказал:
— Проходи внутрь, — не отпуская ее. Чувствуя, что у нее нет выбора, Вэл зашла.
Это была маленькая, тесная комната. Потолок заляпан, ковер неровный и вытертый. Лука запер дверь и бросил на нее задумчивый взгляд, когда она отскочила от него.
— Такая послушная.
Кровать стояла между ними. Вэл села на дальний край, рядом с окном и ржавым кондиционером, и открыла бутылку с водой. Крышка поддалась легко. Она разорвала одну из коробок и проглотила дорогую таблетку, запив ее большим глотком воды, прежде чем закрыть бутылку и позволить ей упасть на смятые простыни.
«Они выглядят так как будто на них уже спали, — подумала она. — От них и пахнет как от использованных». Она надеялась, что это из-за Луки, а не из-за плохой стирки, но, учитывая обстановку, это могло быть и то, и другое. Вэл обхватила себя руками, когда Лука подошел к своему шкафу, гремя чем-то внутри.
— Никогда не встречал никого, кто бы настолько стремился к собственному уничтожению, — в его руках лежал кусок нейлона. — Ты действительно выходишь за всякие рамки, Валериэн. Значительно.
Вэл вскочила с кровати, но Лука перехватил ее и повалил обратно. Она закричала в матрас, когда он связал ее запястья за спиной скользким синтетическим шнуром, зная, что это не будет иметь значения, когда задыхалась на кислых простынях. Это не то место, чтобы обращать внимание на несколько криков.
Когда он перевернул ее, она была вся красная. Ее волосы влажно прилипли к коже.
— Выученная беспомощность, — проговорил он, убирая волосы с ее глаз. — Сама посмотри.
Она вскинула голову.
— Я знаю, что такое выученная беспомощность, ублюдок.
— Даже когда ты можешь сбежать, ты этого не делаешь. — Как будто она ничего не говорила. «Как будто, — подумала она с ужасом, — как будто у меня нет голоса». — Ты просто ложишься и ждешь смерти.
Разве это правда? Она так не думала. Она узнала, что правосудие было фарсом и что плохие вещи случались, когда другие люди вмешивались в ее проблемы. Как если бы она была живой гранатой, наносящей ущерб всем, кто стоял в радиусе взрыва.
Если она и научилась беспомощности, то только потому, что Вэл учили, что нет смысла действовать, если все дороги ведут только к разрушению.
Она отстранилась, прежде чем их губы смогли соприкоснуться.
— Ты так говоришь, как будто думаешь, что у меня есть выбор.
Лука соскользнул с кровати, засунув руки в карманы. Он наблюдал за ней, как будто она интересная букашка, которую он собирался раздавить.
— Разве нет? — спросил он, поддразнивая ее.
— Нет. — Вэл покачала головой, внезапно почувствовав себя очень усталой. — Побег никогда не был хорошим вариантом.
— Видишь ли, я не думаю, что это правда. — Она услышала, как Лука ходит по комнате, и попыталась проследить за ним глазами, но веки налились свинцом и отяжелели. — Гэвин был охотником. Он бы не загнал тебя в угол, не оставив тебе пространства для побега.
«Только для того, чтобы он мог преследовать меня».
— Ты бы слышала себя, когда говоришь о нем, Валериэн. — в его словах звучало не совсем отвращение — возможно, болезненное очарование, с оттенком зависти. К ней? Или к брату? — Я уловил в твоем голосе кое-что. Страх и преданность. Как будто он какой-то всемогущий бог.
Вэл быстро заморгала, когда комната начала расплываться, как акварельные краски.
— Боги не умирают.
— Значит, ты признаешь это. — Пальцы скользнули по ее шее, чтобы нащупать пульс. — Ты убила его.
— Ты накачал меня наркотиками, — попыталась сказать она, но вместо этого вырвалось неразборчивое бормотание. Какой глупой она была, какой наивной. Ей ни разу не приходило в голову, что он может что-то подсыпать ей в воду.
Что бы Лука ни дал ей, это сильно подействовало на Вэл, вырубив, как сломанный фонарь. Она почти ничего не ела и слишком много выпила. Смертельная комбинация: у ее тела не было ни единого шанса. «Мне не следовало приходить сюда. — Она чувствовала, как ее мысли рушатся в темную лужу отвращения к себе. — Я такая идиотка, и теперь умру за это».
Она почувствовала легкое, изучающее прикосновение к своему лицу и съежилась от него. «Пожалуйста, не убивай меня». Она попыталась хотя бы произнести эти слова, но снова ее рот не слушался.
Это сон? Кошмар? Казалось, что так оно и есть, но эта мысль столь же опасна, сколь и соблазнительна. Кроме того, боль в запястьях казалась достаточно реальной, как и тошнота, нарастающая внизу живота, как желчный огонь. Вероятно, именно так серийные убийцы заманивали своих жертв в подвалы. Действительно, удивительно, что ее не убили до этого.
Свет, жесткий и мерцающий, просачивался сквозь ее полузакрытые глаза. Когда он преломился, ее взгляд, казалось, закрылся зазубренными призмами, похожими на поверхность футляра для компакт-дисков. Вэл дернулась, задыхаясь. Казалось, кто-то трогает ее под одеждой.
«Посмотри на себя», — сказал голос. Вся эта яркость померкла.