Она допускала, что в случае кончины Анастасии Дмитриевны эти люди могут заявить, что Виноградские присвоили кольцо.
— Не понимаю, что это за недоверие такое! — оскорбилась Алина.
— Почему недоверие? Вещь слишком дорогая. Тут «Жигули» как минимум.
Все расписались в положенных местах на сочиненном Марией Петровной документе.
Алина и Эличка поцеловали Анастасию Дмитриевну в щеки.
— Ну, что же, мать, всегда будем рады видеть вас дома, — сказала Алина. — Насилкой действительно не затащишь, вы сами человек свободный, сами за себя отвечаете.
— До свидания, ба! — сказала счастливая, вся на седьмом небе Эличка.
И они ушли, а Анастасия Дмитриевна осталась жить у Виноградских.
Требовалось от нее совсем немного — быть при Митьке, гулять с ним, кормить, читать ему книжки, отвечать на вопросы. От магазинов, готовки, стирки ее освободили категорически, но, конечно, она. как человек совестливый, то что-нибудь подваривала, то подстирывала, то в магазин с Митькой заходила, если что-нибудь кончалось. По вечерам все садились ужинать, и тут затевался какой-нибудь общий разговор, каких отроду не велось там, у Клюевых. Например, так:
— В Штатах специальная комиссия при президенте подсчитала, что в две тысячи десятом году на земле будут жить тридцать миллиардов человек. Неплохо, а? — объявил Александр Григорьевич, подбрасывая тему для общей застольной дискуссии.
— А сейчас сколько? — спросила Нина.
— Четыре с половиной миллиарда.
— Интересно, чем эти тридцать миллиардов прокормятся? — усмехнулась Мария Петровна.
— Морскими водорослями — не то всерьез, не то иронизируя ответил Александр Григорьевич.
— Есть пострашней проблема — на всех лекарств и вакцин не наберешься, — выступила Нина от лица медицинского сословия. — При такой скученности эпидемии будут охватывать весь мир, как пожар.
— Пандемии, ты хочешь сказать, — поправил отец.
— А я вот думаю, — тихим голосом вошла в разговор Анастасия Дмитриевна, — сохранится ли уважение между людьми, если их будет так много, что и в чистом поле не протолкнешься…
— Конечно, сохранится! — выпалила Нина. — Если люди будут читать хорошие книги, смотреть хорошие телефильмы…
— Стоп-стоп-стоп? — оборвал дочь Александр Григорьевич и даже сделал ей открытой ладонью знак помолчать. — Вы высказали очень интересную мысль, Анастасия Дмитриевна. Прошу вас, продолжайте.
Стянув брови к переносице, он внимательнейше взирал на бабушку. Александр Григорьевич, завотделом литературного журнала, высоко ценил общие соображения о жизни, высказываемые пожилыми людьми без вузовского диплома, считая их слова выражением здоровой народной мудрости. Другое дело, если бы речь шла, например, о причинах казни Дантона или принципах работы лазера — тут бы Александр Григорьевич отнесся к мнению бабушки скептически…
— Вот в деревне дальней, — развила свою мысль Анастасия Дмитриевна, довольная уважительным вниманием к ее словам, — там идет приезжий человек по улице, с ним здороваются знакомые и незнакомые, потому что людей мало, каждый новый человек — событие.
— Совершенно верно! — подхватила Мария Петровна. — А на эскалаторе в метро незнакомые люди здороваются? Смешно и помыслить. Реки незнакомых между собою людей! А тридцать миллиардов — это вообще кошмар, океан людей. Если бы золота было на земле столько же, сколько простого песка, цена золоту была бы копейка кило.
— То есть ты, Машенька, хочешь сказать, что чем больше людей, тем меньше они ценят друг друга? Инфляция человеческой ценности? Правильно я тебя понял? — уточнял Александр Григорьевич.
— Я этого не утверждаю, а опасаюсь, — сказала Мария Петровна, отходя к мойке и принимаясь за посуду.
— А может, Ниночка права, — задумчиво сказала Анастасия Дмитриевна, и Александр Григорьевич опять со вниманием на нее уставился. — Вовсе, может, и не в количестве людей дело, а какое у них сердце. В семье вон как бывает — не миллиард, а всего трое живут и то друг друга не жалеют.
— Правильно! — подхватил Александр Григорьевич. — Воспитание добрых чувств! И вообще лично я считаю, — он обмакнул сушку в чай, — что эта самая президентская комиссия наговорила ерунду. Не будет никаких тридцати миллиардов.
— Война, Саша? — не отворачиваясь от мойки, спросила Мария Петровна.
— Избави бог! Просто даже самые невежественные люди поймут, что нельзя размножаться до бесконечности. Даже мыши перестают размножаться, если в данном ареале обитания их становится больше какой-то определенной нормы. А мы все-таки не мыши, а гомо и до некоторой степени даже сапиенс. Нинка, ты ведь не будешь размножаться до бесконечности? Дай слово!
— Не говори, папа, глупости…
— Вот, пожалуйста, к вопросу об уважении к ближнему!
Однажды, когда бабушка Анастасия с Митькой вышли во двор гулять, малыш остановился как вкопанный, растопырив глаза. Плотный, грузный старик поливал из черного резинового шланга цветочный газон под окном.