— Хочешь, чтобы нас поймали?
— Там у меня арифметика.
— Теперь эта арифметика нужна тебе, как рыбе зонтик, — проворчал парень. Он тащил Сашу через кустарник. Ноги скользили по грязи. Еще час — и нас сцапают. Если найдут портфель. И захватят с собой собак. Тебя уже два дня ищут как проклятые. Наверно, только около Праги.
Он прыгнул в ручей и стоял по колено в воде.
— Лезь в воду. Надо сбить собак со следа!
Мальчик точно не замечал Фангию, точно не чувствовал, что они бегут по воде. Пока не споткнулся о камень и не упал.
— Я больше не могу…
Какое-то головокружение и боль под ложечкой. Он уже знал ее: она появлялась всякий раз, когда нужно было бежать изо всех сил; пробежишь метров пятьдесят, и словно нож пронзает рубашку, но не в самое сердце, а ближе к правому боку, — боль не отпускала, пока не приходило второе дыхание.
— Рудла! — и снова: — Я больше не могу…
Но никто не наклонился его поднять… Только шумел поток.
Саша погрузил в воду лицо, чтобы пересилить боль: «Я должен!»
Распутье
Где-то рокот мотоцикла. Фангия замер. Слышал, как ползет к нему мальчик и дышит за четверых. Темнело, только вершина холма резко выступала, звук мотоцикла то исчезал, то снова приближался.
— Гоночный, — пытался он отгадать. — Пятнадцать сотенных. Мне хватило бы на гоночный. Если бы я только захотел…
— Я не нарочно, — оправдывался Саша.
Зуб на зуб не попадает. Весь мокрый. Дрожь передалась и парню в куртке. Дикий холод! Порылся в карманах. Нашел плоскую фляжку, которую унес из сруба. Отвинтил крышку.
— Теперь уж на все наплевать, — утешил он Сашу. — Выпей. — Оставил ему на дне глоток рому.
Двинулся дальше. Не оглядываясь, сказал:
— Все равно они начхали бы на меня. И тогда тоже начхали…
— Кто?
— Теперь уже все равно.
Фангия остановился. Дорога раздваивалась. Где-то вдалеке лаяла собака. Над холмом взлетела ракета. Рассыпалась высоко в небе. Треск — точно выстрелили из стартового пистолета.
Саша сказал:
— Нас ищут…
При вспышке увидел лицо того, в куртке. Белое как мел. Похожее на гипсовую маску, которая висела позапрошлой ночью на стене их сторожки в садоводстве. Снова на нем написано: бежать, бежать… Но уже не так, как раньше.
Фангия сказал:
— Это очень далеко, совсем в другом месте…
Голос его тоже изменился. Он уже представил себе собак, обнюхивающих портфель. Стечение несчастных случайностей.
Дорога раздваивалась.
— Если будем стоять тут, замерзнем, — сказал старший. — То место уже недалеко, за холмом. Не собьешься — так доберемся туда. Теперь только не подкачать. На горе встретимся. Нас не должны видеть вместе.
— Почему?
— Здесь не должны… Пускай потом. — И после минутного колебания добавил: — А поймают, учти: ты тут один…
Саша кивнул.
Почти совсем стемнело.
— А может, мне все-таки можно пойти с вами?
— Нет.
— Ну что ж… Пока. — И страшно доверчиво: — Первый ждет?..
Теперь они шли отдельно.
Старший через несколько шагов остановился. Завел часы. «Пять минут — и пойду». Три минуты.
Он все еще слышал посапыванье на холме, над собой. Лай собак. «Я бросил им мальчика, точно кость. Пускай займутся. Если нашли портфель. Теперь у меня времени хоть отбавляй. А ему ничего не будет».
Медленно вернулся к развилке дорог. Но вдруг прижался к деревьям. В кустах над ним что-то зашуршало.
Это был Саша.
— Ничего не поделаешь… — сказал тот виновато и подтянул штаны. — Опять. — Он спустился пониже. — Что-нибудь случилось?
— Я искал тебя, — ответил Фангия тоже виноватым голосом. Сунул руку в карман — и тут его осенило. — На. Чтобы не было страшно.
Вытащил из кармана револьвер.
У Саши загорелись глаза.
— Вот здорово!
Он нажал на спуск.
Выскочил огонек.
— Так до встречи наверху!
Дрожа от холода, Саша шел в гору, поминутно щелкая зажигалкой. Еле слышно, сквозь зубы свистнул. Парень в куртке ответил. Он стоял не двигаясь, испытывая отвратительное чувство. Свет зажигалки скрылся из виду, когда Фангия двинулся вниз по склону. В направлении, противоположном тому, о котором говорил…
Круг
Уверял себя:
Через два часа мальчишка будет дома… Его найдут… Раз нашли портфель…
И еще:
Я дал ему револьвер. Он стоил тридцать крон.
И снова:
Я дал ему револьвер. На память. С моей стороны это вроде бы даже какая-то порядочность. Я ведь мог ничего ему не давать. А теперь у него револьвер и фотография, и
Без сломанной застежки.
Отодвигал в темноте ветки.
В голове мелькало:
Автоколонна. В одном местечке у меня припрятаны деньжата. Горячий мясной рулет за полторы кроны. Мирка. Тьма. Пятнадцать сотенных.
Первым делом ботинки.
Нагнулся. Перевязал сандалию бечевкой. Наверно, уже в третий раз. В сандалиях полно жидкой грязи, хотелось снять их и забросить подальше. Что в них проку!
Утром буду там.
Где?
Ему снова показалось, что кто-то посапывает. Совсем близко, точно по следу идут ищейки. Тихонько спросил:
— Саша?