Побег

– Не любит он распространяться о себе, – отозвался Знаменский.

– Не люблю, – подтвердил Багров. – Характеристика на меня с места жительства есть. Пьяница и хулиган. Недавно по заявлению жены трое суток отсидел, потому как посуду дома переколотил и соседку обхамил да обла­ял. И хватит. Нутро напоказ выворачивать – совершенно не к чему.

После краткой паузы адвокат начал складывать свои бумаги.

– Всего доброго.

Вздохнул и вышел. Знаменский – следом: потянуло извиниться за Багрова и посоветовать подробно побесе­довать с его женой. Но Костанди опередил советы:

– Интересный какой человек. Очень несчастный… Мне повезло.

Знаменский с симпатией пожал узкую горячую руку. Адвокатов он, честно говоря, недолюбливал – в целом. Хотя многих уважал. Но подобные Костанди попадались редко.

– Защитники, полузащитники… – процедил Багров, когда Знаменский вернулся в кабинет. – От кого меня защищать, Пал Палыч? От меня самого если. А на суде все будет аккуратно, ясней ясного. Наломал дров – из­воль к ответу.

«На суде Костанди тебя, невежу, удивит, – усмехнул­ся про себя Знаменский. – Будет время – приду послу­шать».

Он убрал папку с делом, сунул в карман авторуч­ку, давая понять, что официальная часть разговора за­кончена.

– Ну, вот и все. Багров… Так и простимся?

Тот понял, что следователь ждет откровенной испове­ди, но навстречу не пошел:

– Сам горюю, гражданин майор. Я от вас худа не видел.

– Вот вы меня напоследок и уважьте.

– Чем?

– Расскажите все по правде. Не для следствия, след­ствие закончено. Мне лично.

Багров улыбнулся большим ртом.

– Что же, завсегда приятно вспомнить… На Выхина, вы знаете, я большой зуб имел. Ну и порешил: устрою ему пятиминутку по-своему! Только он бригадиров собрал, я прицепил его прорабскую будку к бульдозеру – и прями­ком ее к котловану. Развернул аккуратненько и поставил на самый край. В окошко не пролезешь, а в дверь – это с парашютом надо. Страху они хлебнули – будь здоров! Еще немного, и могли загреметь…

– Я же не о том, Багров, отлично понимаете. Дрему­чая вы для меня душа. Может, рассчитывали остаться безнаказанным?

– Да что я – маленький?

– Не похоже. Тем более не верю я вашим объяснени­ям. Всерьез ненавидели прораба Выхина?

– Для вас лично? Конечно, Выхин – просто так себе, вредный человечек. Куда его ненавидеть!

– Вот видите, концы с концами и не сходятся. Знали, что придется расплачиваться, и все-таки устроили ку­терьму! А вдруг бы грунт действительно пополз?

– Там пенек еловый я приметил, – подмигнул Баг­ров, – он держал. А вообще вся затея сглупа.

– Я примерно представляю себе, что такое дурак. Картина иная.

– Спасибо на добром слове… Ну, может, со зла. Этак вдруг наехало… Сколько б ни врали, а русский человек работать умеет. Если пользу видит. Но когда дорогу кладем абы как, ради квартальной премии начальникам – захо­чешь работать? И во всем сущая бестолковщина. Круглое велят носить, квадратное катать. Гравий с бетоном – на сторону. Лет через пять от трассы одни ухабы останутся. А, что толковать!..

– И приписки небось.

– Да где без них, Пал Палыч? На приписках нынче земля стоит.

Оба помолчали. Вроде и вязался откровенный разго­вор, но ответа на вопрос Знаменского не было.

– Однако, Багров, не Выхин же придумал круглое носить, квадратное катать. Он вот удивляется: понятия, говорит, не имею, чего на меня Багров взъелся!

– Тогда одно остается – спьяну накуролесил.

– Думал я, – серьезно и как бы советуясь с Багро­вым, проговорил Знаменский. – И опять не выходит. Уж очень точно вы с этой будкой: поставили тютелька в тютельку над котлованом. Еще бы сантиметров трид­цать – и ау.

– Это да, – с гордостью кивнул Багров. – Сработано было аккуратно.

– И непохоже, что вы хоть теперь раскаиваетесь.

– А чего раскаиваться? Потеха вышла – первый сорт! Вы бы поглядели на Выхину рожу! Он ведь о своем авторитете день и ночь убивается, и вдруг такая оказия!

– Так, – все силился протолкаться к правде Знамен­ский. – Не спьяну, значит. Да и выпили вы по вашим меркам не очень.

– Грамм двести и пивка. Бывало, чтоб забыться, втрое больше принимал, и то не всегда брало.

– Багров, от чего забыться? Расскажите, право. Вам теперь долго-долго не с кем будет поговорить.

Багров крепко, кругами потер лицо; стер наигранное веселье. Взгляд отяжелел, налился тоской. Он упер его в пол.

Неужели так и уйдет неразгаданный? Костанди ска­зал «очень несчастный». Он что-то учуял особое. А Зна­менский не понимал… Нечего делать, не всякое любо­пытство получает удовлетворение. Кнопка под рукой, пора вызывать конвоира.

Но Багров вдруг вскинул голову и спросил быстро, боясь, видно, передумать:

– Вы, Пал Палыч, женаты?

– Нет пока.

– Считайте, повезло.

– Да?.. – вот уж чего тот не ждал. – Мне ваша жена показалась чудесной женщиной. И она так тяжело пере­живает…

Багров оживился:

– Переживает? Вот и распрекрасно! Пусть пережива­ет. А то вздумала меня тремя сутками напугать!

– Ну и ну… – опешил Знаменский.