Побег

Маргарита Николаевна осторожно поставила блюдо с пирогом и заслушалась. Ни родные, ни друзья не пред­ставляли себе, какую брешь в ее душе пробила смерть Пашки-большого, как сам себя именовал в кругу семьи Павел Викентьевич Знаменский. Всегда бодрая, привет­ливая, любившая посмеяться, Маргарита Николаевна сиротствовала по мужу втайне, не ища сочувствия, нико­го не отягощая своей печалью. Она не потеряла вкуса к жизни, не хлюпала ночами в подушку – нет, но знала, что до последнего вздоха будет ощущать себя вдовой.

А вот, оказывается, Павлик – Пашка-маленький – чувствовал ее вдовство. Как бережно выводит мелодию, повторяя отца даже в интонациях… Только не задрожать подбородком!

Но Пал Палыч тоже уловил опасность и концовку пропел утрированно, с расчетом на юмористический эффект:

Лучше в Во-олге мне быть

У-утопи-има-аму,

Чем на свете мне жи-и-ить

Нелюби-и-има-аму!

При этом он адресовался к Зиночке, переключив на нее общее внимание.

Водворив на место гитару, Пал Палыч принялся по­казывать фокусы с колодой карт, с яблоком, исчезавшим под шляпой. И коронный: потолкавшись меж гостей, выложил перед ними носовые платки, авторучки, записные книжки – все, что повытащил из карманов. Публика обомлела и заставила шуточное воровство повторить. Тут уж все бдительнейше оберегали свое имущество, но два-три отвлекающих приема позволили Пал Палычу даже умножить добычу.

Подобным штукам обучил его не так давно один карманник, косвенно проходивший по делу о разбойном нападении. В ответ на изумленные восклицания окружающих Пал Палыч торжественно пообещал не использовать своих способностей в условиях городского транспорта и пояснил, откуда сии способности взялись.

Возник дружный интерес к его работе. Собравшиеся очень далекие от повседневных занятий Пал Палыча – предлагали либо чересчур серьезные либо чересчур наивные вопросы. Что им расскажешь?..

За чаем Пал Палыч воспроизвел допрос «подзалетевшего» ревизора, с которым толковал накануне. Сценка была разыграна на два голоса, Знаменский пародировал и себя и подследственного. Сам был сочувственно-вежлив, добродушен и мягок. Собеседника изображал сумрачным упрямцем.

– Анатолий Иванович, свидетели вот утверждают, знаете ли, что после проверки магазинов вы еле стояли на ногах.

– Просто старательно исполнял свою службу.

– Если вас не затруднит, поконкретнее.

– Тщательно проверял кондиционность продуктов.

– Ну, однако, не с макарон же вас шатало, Анатолий Иванович?

– Что я, по-вашему, мышь, чтобы макароны грызть? В первую очередь проверяешь ценные продукты.

– То есть, видимо, напитки? Вполне вас понимаю. И как же вы проверяете?

– Научно. Сначала органолептически.

– Простите мое невежество. Проще говоря, нюхаете?

– А как же иначе? Определяю букет. А уж дальше перорально.

– Перорально… То бишь внутрь?

– Внутрь.

– Ага, с этим ясно. А еще вот говорят, Анатолий Иванович, свертки вы с собой выносили. С рыбой, с ветчиной.

– Что значит – свертки? Контрольные образцы! От­чет пишешь вечером, вдруг какую деталь надо припом­нить. Тогда повторно дегустирую.

– Как же мне в протокол записать… Надомная работа в форме ужина, вас устроит?

– Пожалуй, ничего. Пишите.

– Благодарю вас, Анатолий Иванович.

Непритязательная сценка почему-то насмешила чуть не до слез. Все считали, что Пал Палыч на редкость в ударе. И только мать да сидевшая рядом Зиночка улавли­вали за его веселостью спрятанное смятение.

Маргарита Николаевна подошла, нагнулась к плечу:

– Павлик, отчего нервишки шалят?

– Не знаю… Беспокойно как-то…

– Мне почему-то тоже, – призналась Зиночка. – То ли дома включенный утюг оставила, то ли что…

– Павлуша! – воззвал кто-то с другого конца сто­ла. – А какие еще преступники бывают?

– На любой вкус! – крикнул Пал Палыч, покры­вая шум.

Спросят же! Какие преступники… Осторожные, хит­рые, глупые, несчастные, озверевшие, сентименталь­ные, удачливые, тупые, плоские, сложные, лицемер­ные, непрошибаемые, отзывчивые на доброе слово, хо­лодные, расчетливые, безрассудные и отчаянные… как, например, Багров, которого где-то там по темени и морозу ловит Саша. Вместо чаепития с яблочным пиро­гом. Бедняга.

Багров…

– Утюг ты выключила. Мы тревожимся за Сашу.

– Да?.. Но с какой стати, Павел? Он в таких передрягах бывал, страшно вспомнить. Сегодня ведь детские игрушки!

* * *

Багров замкнулся на самого себя, каким пришел к двери деда Василия. Снова стал он целеустремленным хищником. Настигнуть свою дичь раньше, чем настигнут его самого. Остального просто не существовало. Только б успеть! Только бы повезло!.. Вот уже развилка – примерно четверть пути.

И вдруг – на тебе! – мотоциклист ГАИ на хвосте. Багров утопил педаль газа, выжимая из мотора все, что тот еще способен был дать. Залить бы бак не худым бензинчиком, залить бы собственною кровью, желчью, ненавистью – никакому бы «начальнику» не угнаться!.

Но самосвал оставался лишь самосвалом, к тому же груженым. Мотоциклист легко догнал, пошел вровень, знаками приказывая Багрову остановиться.