— Я Боне уши отрежу! — вскипел Косумов. — Не говори мне про него! Затянул меня в кидняк, развел, как лоха, а теперь прячется! На мои звонки не отвечает. Гарантии давал, мамой клялся! Владика этого мне сюда привозил! Оба расписки писали, документы на недвижимость показывали, залог обещали. И как я только мог им поверить?! Ведь сколько я таких мошенников на своем веку повидал! И ладно бы сам повелся, а то ведь еще наших ребят подтянул! Заместителя по следствию, представляешь, да?! Я своих четыреста вложил, и он — триста. Сейчас за мной с пистолетом бегает. Как напьется, по ночам звонит. Да еще двое наших ребят по сотке туда засунули. Считай, все вместе на лимон попали, это без процентов!
Теперь мне стало понятным нежелание Бони обращаться к Косумову. Возможно, Боня и не был записным красавцем, но к своим ушам, вероятно, относился бережно, справедливо полагая, что с ними он все-таки выглядел респектабельнее, чем без них.
Юморист тем временем вызвал на сцену владельца «Интеллектуальных систем» Гарика Саркисяна и предоставил ему слово. По ступеням живо взбежал маленький, толстенький смешливый господин в ядовито-изумрудном бархатном пиджаке и полосатой рубашке без галстука. У него было очень неглупое подвижное лицо, крупный нос, нависающий над подбородком, и редкие курчавые волосы.
Он раскланялся с залом, помахал кому-то рукой, вежливо осклабился и заговорил:
— После массового исхода евреев из Советского Союза их место в русской культуре заняли армяне. Так что если теперь вы встречаете подлинного русского интеллигента, то можете не сомневаться, что перед вами — армянин: — он подождал, пока стихнут смех и аплодисменты, и продолжил: — Мы, так сказать, лучшие представители российского бизнеса, отлично понимаем, какая ответственность лежит на наших широких плечах перед двумя нациями, — он озабоченно подвигал широкими, не по росту, подложными плечами.
Чувство юмора не входило в число достоинств Косумова.
— Ну, уж если он лучший представитель российского бизнеса, то кто же тогда худший? — свирепо фыркнул он. — Гитлер, что ли?
— Не любишь ты его? — заметил я полувопросительно.
— А за что его любить? Смотри, какой я худой, — он хлопнул себя по впалому животу. — И какой он толстый. Ест много, ворует много, а делится мало. Мебель они сюда контрабандой везут, налогов не платят, в казино наркотой приторговывают, бабки через свой банк отмывают. Воры в законе у него в доле сидят. Восемь лет ему прямо здесь можно давать, и пусть еще спасибо скажет!
— Глядите, Маша Кекс! — встрепенулась блондинка, тыча пальцем в проплывавшую мимо эстрадную звезду. — Что это она, опять пластику себе сделала? Ну надо же, каждые полгода под нож ложится! Губищи прямо как мячики теннисные. А грудь-то шестой номер, не меньше. Что люди с собой творят!
— А зад у нее тоже силиконовый? — вскользь поинтересовался Косумов, провожая глазами широкие бедра певички.
— Конечно! — не задумываясь, ответила блондинка.
Косумов потерял к звезде интерес и вернулся к Гарику.
— Это сейчас Гарик немного поутих, — неодобрительно проворчал он. — А в прошлом году у его «систем» война с конкурентами шла — такое творилось! И похищали друг друга, и убивали, и офисы взрывали.
— Вы-то куда смотрите?! — не выдержал я. — Тоже мне, прокуратура!
— А что мы? Нам команды сверху не было.
— А без команды вы уже не работаете?
— Если мы начнем всех преступников без разбору сажать, где тогда окажется весь этот бизнес? — он кивнул на праздничную толпу и мрачно прибавил: — Да и не только бизнес. Не знаю, кто вообще тогда в России на свободе останется! Ты да я, да еще моя бабушка.
Эта реплика сразу вернула меня к нашим проблемам.
— Я, может статься, тоже сяду, — невесело усмехнулся я. — У нас в Уральске небольшие неприятности приключились, не слышал?
Косумов как-то сразу обрадовался.
— Я же предсказывал, что тебе понадобится друг в прокуратуре! — погрозил он мне пальцем. — Залетел, да? Я так и думал! Что ты там натворил? Алименты платить не хочешь?
— На этот раз залетел не совсем я. Налоговая полиция арестовала моего шефа, Владимира Храповицкого. Неужели до тебя ничего не доходило?
— Что-то такое мне рассказывали, — он поскреб подбородок, который от густой, иссиня-черной щетины казался небритым. — Какой-то скандал нехороший. Что-то с нефтью связанное, да? Там еще Вихров каким-то боком проходил, верно?
— Все верно, — подтвердил я.
Он подозвал проходившегося мимо официанта и, взяв с подноса коньяк, осушил его залпом.
— Опасьон! — объявил он решительно.
— Что значит «опасьон»?
— «Опасьон» — по-французски означает «атас», — перевел Косумов.— Не суй свой нос, куда не лезет!
— А куда твой нос лезет? — поинтересовался я, начиная злиться.
— Девушку красивую видишь? — указал он на тянувшую коктейль блондинку. — Моя тема. Боню знаешь? Тоже моя тема, всю душу из него вытрясу! «Золотую ниву» слышал? Опять моя тема. А вот где Вихров замешан — там атас. Опасьон! Даже пробовать не буду.