Побег

— Ага! — саркастически отозвался Плохиш. — Слушай мусоров больше! Как, скажи, Лихачев смог бы без них такое шоу устроить? — озабоченный и подозрительный, Плохиш сидел на диване и крутил в руках косяк с марихуаной. — Этот заместитель у тебя на прикорме сидит, неужто он тебе признается? Ты его тут же доляны лишишь. Стремный ты, Вася, в натуре.

— Руль за сто: Поливайкин с самого начала заодно с Лихачевым был, — лениво отозвался Виктор. Он стоял поодаль, в углу, и был занят какой-то игрой. — А может, и прокурор с ними вместе. Одна шайка-лейка. Чем хуже о людях думаешь, тем вернее получается.

— Ну уж нет! — запротестовал Вася. Беспросветный цинизм Виктора всегда будил в нем романтический дух противоречия. — Прокурор с нами еще в понедельник пил! А Поливайкин со мной даже в среду обнимался. Что ж они, притворялись?

— Да ты сам часто правду-то говоришь? — сварливо отозвался Плохиш. — Или считаешь, что только тебе врать можно?

Плохиш дулся на нас, и его настрой был мне понятен. Перейдя с нашей помощью в чиновничье сословие, он надеялся избавиться от докучливого внимания правоохранительных органов. А вышло наоборот: по нашей вине он оказался вовлеченным в шумный уголовный скандал.

Пономарь, сидя в кресле, рассеянно слушал их препирательства, переводя взгляд с одного на другого. Сам он в споре не участвовал, первым заметил мое появление и подошел здороваться.

— Ты из Испании? — спросил он, наклоняясь и дружески хлопая меня по спине.

— Из Италии, — ответил я.

— Я так и думал, — непоследовательно кивнул Пономарь. — Там сейчас нормально. Тепло.

Он явно витал мыслями где-то очень далеко.

— Ты почему так долго?! — набросился на меня Вася. — Другого рейса, что ли, не было?

В Васином убеждении, что я должен был примчаться к нему на помощь со скоростью света, было нечто по-детски трогательное.

— Он вообще мог не приезжать, — вступился за меня Виктор. — Это уж я так его вызвал, по старой дружбе. А Храповицкий его еще в понедельник уволил. С твоего, кстати, согласия.

— Я не давал согласия! — закудахтал Вася. — Я вообще не в курсе был. Меня задним числом в известность поставили, сказали, что они с Володей разругались и Андрей написал заявление.

— Люди отсюда выламываются, а ты сюда рвешься, — неодобрительно проворчал мне Плохиш. — Приключения на свою голову ищешь.

— В кустах, что ли, ему прятаться? — свысока спросил его Пономарь.

— В кустах — не на нарах, — буркнул Плохиш, зажег папиросу и затянулся.

— Кто это отсюда бежит? — насторожился Вася.

Вася был одет по-дорожному: вместо привычного элегантного костюма с ярким галстуком на нем были джинсы и кожаная куртка. Он нервно подкашливал и теребил бородку. Плохиш не стал ему отвечать, он уже переключился на другое.

— Наружку видел? — спросил он меня, протягивая папиросу в знак примирения.

— У входа две машины стоят, — кивнул я, затягиваясь, чтобы не обижать его отказом. — «Девятка» и «восьмерка».

— Это, видать, за Васей или за Виктором такой важный транспорт пустили, — жмурясь от едкого дыма, заметил Плохиш. — Меня-то все больше на «четверках» пасут. Спасибо, что не на «газонах». Вечно мне самая шняга достается.

— Машин двадцать сейчас за вами ходит, — авторитетно подтвердил Пономарь.— Все тачки, что в «семерке» были, на вас бросили. И «жучков» вам дуром навтыкали куда только можно.

«Семерку», то есть отделение, занимавшееся наружным наблюдением, возглавлял родственник Пономаря, так что в этом вопросе Пономарю можно было доверять.

Вася разволновался еще больше.

— Что, и дома у меня «жучки»? — осведомился он. — Как же они ко мне домой пробрались?

— Ольга пустила, пока ты у телок зависал, — хмыкнул Плохиш.

— Да пусть следят, жалко, что ли? — пренебрежительно пожал плечами Виктор. — Лишь бы нашим женам ничего не разболтали.

После того как Храповицкий передал Виктору фактическое управление холдингом, тот начал одеваться формально. Он и сейчас был в костюме, довольно мятом, так что я не взялся бы определять на глазок, провел ли в нем Виктор тяжелый день или еще и угарную ночь. Однако ни уныния, ни страха в Викторе не наблюдалось.

Правда, его изрытое оспинами лицо было очень бледно от количества выпитого, но синие глаза смотрели дерзко, а губы были красными и влажными, как у вампира. Казалось, он вот-вот кого-нибудь укусит. На барной стойке стоял массивный стакан с коньяком, к которому Виктор время от времени прикладывался. Все остальные были подавленными и трезвыми, включая Васю.

— Можно ввести меня в курс дела? — попросил я. — Что же все-таки случилось? Когда я улетал, все шло как нельзя лучше. И вдруг такой удар!

— Нас бы кто просветил! — откликнулся Виктор. — Не больше твоего знаем. Зло берет! Храповицкого загребли у всех на глазах — и тишина! Глухо, как на кладбище. Ни заявлений, ни разъяснений — ничего! Нам даже не удосужились сообщить, в чем конкретно его обвиняют. Адвокатов к нему не пускают.

— Как не пускают?

— Молча. Как у нас в стране это делается? Немтыш-кин, конечно, вместе с нашими юристами уже отнес жалобы в суд и в прокуратуру, да что толку?! Мы здесь лишь догадки строим да слухи собираем.