Побег

О том, кто мог подбросить туда автоматы с полными магазинами патронов, Факельщики, кажется, даже не задумались. И правда, чему тут удивляться? В тюрьме кипят не просто беспорядки, а настоящая революция. Власть низвергнута. Арсенал давно в руках повстанцев. Повсюду хаос, погромы и анархия. Так почему бы и впрямь кому-то из зэков не потерять в этой суматохе три автомата? И что делать другим зэкам, которые эти автоматы случайно нашли? Разумеется, присвоить их себе, а как иначе? Не в море же их выбрасывать и не оставлять их там, где они валяются…

Окинув взором толпу Факельщиков, Кальтер с удовлетворением отметил, что других автоматчиков среди них вроде бы нет. У Абу Зейдана торчал за поясом пистолет, у трех его приближенных также были пистолеты, но автоматами и другим крутым вооружением Дикие Гуси с «огнепоклонниками» явно не поделились. Факельщики, правда, могли отбить автоматы и у вертухаев. Но это в теории. На практике же вертухаи-автоматчики нашпиговали бы свинцом самых дерзких Факельщиков, а прочие благоразумно разбежались бы. Так что если у кого-то из них и была пушка мощнее пистолета, этот зэк бродил где-то на уровнях, а не сидел возле костра с вождем.

Куда потом направились Факельщики, которые чудесным образом обрели автоматы? Разумеется, туда, куда и шли — смотреть на пожар, понятия не имея, чем это может для них обернуться. Прятать свои находки они даже не думали, ведь им было невдомек, что на каждом из этих автоматов — кровь вероломно убиенного члена банды Синих Одеял…

— Да ты просто сущий дьявол, Обрубок, — усмехнулся Скарабей, окончательно разобравшись, что за игру ведет напарник. — Хорошо, что мы с тобой воюем на одной стороне. А пушечки у Есперсена и его корешей были приметные. Такие я в руках вертухаев прежде ни разу не видел.

— Это — бельгийские «скары» из новой партии, что поступила к нам лишь полтора месяца назад, — уточнил Эйтор. — Раньше мы и правда такими не пользовались. Их, наверное, только сегодня из ящиков и достали.

— …Затем, чтобы сразу же уложить ими в другие ящики уйму народа, — мрачно добавил Харви. — Слышь, брат, может, нам это… отойти куда-нибудь подальше. А то, боюсь, мы не ровен час прямо на линии огня окажемся.

— Отойдем, но не сейчас, а чуть позже, — пообещал Кальтер, глянув на террасу, которую все еще покидали желающие поглазеть на пожар Факельщики. — Сначала дождемся, когда с нашей дороги уберутся все, кто нам мешает. Слишком многие захотят навязаться к нам в попутчики, если узнают, куда мы намерены отправиться.

— На свободу? — Багнер посмотрел вниз следом за Обрубком. — Прямо с этой террасы? Но ведь там тупик, брат! Даже в море не спрыгнуть — высота такая, что шмякнешься на воду все равно что на землю!

— Ты не угадал направление, — ответил Куприянов и перевел взгляд на цитадель. — Наша дорога к свободе ведет не вниз, а вверх.

— В Поднебесье?! Туда, где вертухаи давно нас ждут, держа пальцы на спусковых крючках? — удивился Харви, правда, уже не так сильно. Видимо, он начал привыкать к непредсказуемому поведению напарника.

— Можно и так сказать, — не стал спорить Кальтер. — А можно ничего не говорить, а просто сделать еще один шаг к нашей цели. Но тут уже не мне за вас решать. Вы вольны поступать, как знаете, а я поступлю так, как запланировал.

— Чертов старый интриган! — выругался Скарабей, но беззлобно, в панибратском тоне. — Ты бы хоть посвятил нас в свои планы, что ли! А то все темнишь да темнишь, а мы бегай за тобой и гадай, в какую заваруху ты нас опять втравишь.

— Вы знаете ровно столько, сколько вам нужно знать на текущий момент. Ни больше, ни меньше, — пояснил Обрубок. — Считайте мою скрытность подстраховкой на случай, если кто-то из вас сойдет с дистанции раньше времени. Это не вопрос доверия или недоверия — это обычная предосторожность. Мы с вами не на рыбалке и не в турпоходе, чтобы трепаться о том, о сем. Здесь идет война. А значит, мы должны соблюдать осторожность не только в делах, но и в словах… Кто-нибудь со мной не согласен?

Багнер и Рамос переглянулись, но возразить Кальтеру им было нечего. Он еще внизу дал понять компаньонам, что их мнение интересует его постольку-поскольку. Он не запрещал им высказывать свою точку зрения, но поступал все равно по-своему. А им оставалось лишь ему подчиняться. Потому что в отличие от Обрубка с его безумными затеями, у них самих вообще не было идей, как им выпутаться из этой передряги.