Побег через Атлантику

– Попали! – вдруг подпрыгивает Вайс и, обхватив Клима за плечи, тискает, трясёт, толкает в толпу.

– Попали! – теперь обнимается весь отсек.

– Обе в цель!

– Янки, как вам наши сосиски?!

Клима обнимает масса рук, матросы радостно кричат ему в лицо, танцуют. Он видит их бешеные глаза и не понимает, неужели они не слышат этот жуткий треск корпуса? В его ушах звучит только он. И внезапно:

– Всем в корму!

И снова бешеный бег с препятствиями через переборки, крохотный камбуз с разбросанной алюминиевой посудой, лицом в развевающиеся шторки над койками, хлопающие железом двери, пока все не набиваются в электромеханический отсек. Здесь экипаж немного приходит в себя и, прислушиваясь к размеренному рокоту электродвигателей, тихо делится впечатлениями:

– Кэп не промахнулся.

– Да, обе в цель. Не повезло сегодня американцам.

– Это уж точно. Испортили мы им настроение. Наверное, уже заливались виски в честь победы, а тут – бабах! От нас салют.

Клим посмотрел в лицо Вайсу. У того пот стекал со лба крупными каплями. Отдельные капли сливались в ручейки и превращались в следы мокрых улиток. Клим машинально вытер собственное лицо, затем беспокойно поднял глаза к потолку. Неужели они не слышат этот душераздирающий скрежет? Вайс перехватил его взгляд и оскалился, показав жёлтые зубы.

– Успокойся. Ещё далеко не предел.

Затем со знанием дела принялся объяснять:

– Корпус нашей рыбки сварной, а не клёпаный, как делали лодки в начале войны. Такие корпуса крепче и глубину держат куда больше, но в отместку скрипят, как неразношенные ботинки.

– Сигард, ты ему ещё расскажи, как эти ботинки хлюпают, когда начинают расходиться швы, – подсказали из угла.

– Ерунда! – начал спорить Вайс. – Сварка лучше, чем клёпка. Под давлением заклёпки вылетают и бьют как пули. Они носятся рикошетом по отсеку, пока не найдут чей-то лоб. А варить в Германии лодки умеют. Ни разу не слышал, чтоб швы расходились.

– Моя бывшая, четыреста шестьдесят первая, тоже сварная была, – уныло затянул Олаф. – Когда нас бомбили – держала, но гудела, как барабан. Но всё относительно! – поучительно поднял он палец, заметив, что оказался в центре внимания. Встав, чтобы видели все, Олаф сжал ладони, словно между ними находилось яйцо, затем рывком раздавил мнимое яйцо и отряхнул руки. – Рванёт бомба рядом – никакие швы не спасут! Тресь, хрясь, и полный рот воды.

Неожиданно, словно в подтверждение его слов, удар в ноги подогнул Климу колени. В ушах затрещало, как будто на нём рывком разорвали рубашку. Его швырнуло из стороны в сторону, затем повалило вдоль прохода. Сверху навалился Вайс и обнажил зубы, превращаясь в орангутанга с выпуклыми глазами. Кажется, нервы сдали и у него. Клим был уверен, что старшина сейчас начнёт орать, но тот лишь хватал ртом воздух. Задребезжали стёклами приборы, из невидимых щелей посыпалась ржавчина, под ногами раздался скрежет. Как и обещал Олаф – тресь, хрясь, и где-то рядом бурлят пузыри. Внезапно шум стихает, наступает тишина как в склепе, и слышно падающую с потолка каплю. Повалившаяся на палубу куча-мала боится дышать, чтобы не нарушить повисшее безмолвие.

«Это конец!» – первое, что приходит в голову Климу.

Никто не пытается встать, выражая с его мыслями полную и безоговорочную солидарность. И потому на появившегося в проходе боцмана Рикена глядят как на мрачного Харона, приплывшего за их душами с другого берега реки Стикс.

– Тихо, – повелительно и мрачно произносит Рикен, приумножая страшное сходство.

Он обводит взглядом стены, растянувшиеся у ног тела, и подносит палец к губам.

– Полная тишина.

Закрыв глаза и прислушавшись, боцман вдруг переходит к угрозам.

– Если кто хотя бы пёрднет, я наложу ему на гудок стальной пластырь. Нас пока что не обнаружили, так что лежите как листья в саду – тихо и безмолвно. Мы легли на дно на глубине сто сорок метров. Командир хочет отлежаться, пока наверху не утихнет. Все приборы выключены. Отключили даже механизмы гироскопов. Вентиляции тоже не будет, так что придётся потерпеть. Штурман говорит, что над нами разнонаправленные течения, солёность слоями, ну и прочая хрень. Так что, шанс есть. Для «асдиков» лодка сольётся с грунтом и превратится в одну из каменных скал. А скалы не шумят и не издают звуков.

Но, несмотря на угрозы, Вайс рискнул спросить:

– Рикен, мы достали крейсер?

– Да. По всей видимости, у американцев дела неважные. Штарк божился, что слышал, как взрывались его котлы. Когда посудина пойдёт ко дну, мы все это тоже услышим.

Осторожно поднимая ноги и ступая словно по битому стеклу, боцман ушёл, перебирая руками по уже успевшим остыть блокам дизелей.

– Многое я бы отдал, чтобы увидеть, как тонет крейсер, – прошептал Олаф. – Как пароход – видел. Ваттенберг всем по очереди давал в перископ посмотреть. По баржам пару раз из пушки палили, так я на всё из первого ряда глядел – снаряды подавал. А вот крейсер – не приходилось.

– Представляю, какая там сейчас иллюминация, – детским, ещё не сломавшимся голосом тихо отозвался Шпрингер. – Прожектора, осветительные ракеты на парашютах, и всё в нашу честь.