Побег из ада

На какой бы работе я ни находился, мой взгляд всегда был устремлен на самолеты. Меня всё интересовало: оборона аэродрома, время смены и количество постов, слабые и усиленные места охраны, количество экипажа в том или другом самолете, время заправки машин топливом и смазкой, прогрев моторов, буквально каждая мелочь, от которой зависит успех полета.

Изучив распорядок дня немцев на аэродроме, мы решили, что самое лучшее время для захвата самолета — обеденный перерыв. Именно в это время у фашистов ослабевает бдительность, и они оставляют свои рабочие места. Мы заметили, что, если немец забил наполовину гвоздь, а в это время ударил звонок на обед, он бросает работу и уходит. Пообедает, а потом добьет этот гвоздь до конца. Такая пунктуальность давала нам лишний шанс на успех.

В один из январских дней нас заставили разгребать снег у самолетов, маскировать их. Мне прямо-таки повезло: я очищал крыло самолёта от снега и вблизи наблюдал, как экипаж привычными движениями расчехлял моторы, подключал аккумуляторную тележку к бортовой сети, как открывались дверцы кабины. А когда заревели моторы, мне захотелось посмотреть хоть одним глазом на действия летчика, который запускал для подогрева моторы. Приподнявшись на крыло, я увидел, как он обращается с арматурой кабины, что делает во время запуска самолета. А летчик, видимо, желая похвастаться своим мастерством, то включал, то выключал моторы, один раз даже ногой выключил и включил. Его взгляд, направленный на меня, как бы говорил: смотри, русский болван, как мы запросто всё делаем? Для меня всё было ясно. Мысленно я уже представлял себя на месте фрица в кабине, как вдруг конвоир огрел меня палкой по спине. Я кубарем скатился вниз, хотя удара как будто и не почувствовал — так счастлив я был от того, что теперь знал, как запустить моторы. Если бы он и десять раз меня ударил, всё равно я не пожалел бы о случившемся.

1 февраля 1945 года произошло событие, которое чуть не стало для нас роковым. Один заключенный в бараке развязно заявил:

— Мне всё равно, кому служить, были бы денежки, вино да всё прочее…

У меня кровь закипела от слов этого мерзавца. Не сдержался, изо всей силы ударил его в подбородок так, что челюсть своротил набок. На крик в барак ворвались эсэсовцы, избили меня и приговорили к экзекуции «на десять дней жизни». Это означало, что в течение десяти дней меня будут убивать, больше этого срока я не проживу. Ежедневно меня стали избивать до потери сознания. Били чем попало от подъема до отбоя. Заставляли десять-двадцать раз брать матрац, наполненный стружками, переносить его на другую койку и быстро заправлять. Если не успел за минуту — нещадно били и заставляли снова и снова повторить эту процедуру. Потом нагружали на меня маскировочные материалы и заставляли нести на аэродром. Я и так еле передвигался в деревянных колодках, скользя по снегу и падая, а тут еще тяжелый груз на плечах. Но как-то едва мы отошли от ворот лагеря, я почувствовал облегчение. Это Петр Кутергин, человек богатырского телосложения, поспешил мне на помощь. Он уроженец Сибири, и сам под стать сибиряку-кедру. Даже суровые условия фашистского плена его не сломили. Такой силач нам очень нужен, подумал я. Ведь придется расправляться с конвоем, чтобы захватить самолет.

Когда мы посвятили Кутергина в наш план, он охотно согласился во всём нам помогать.

Примкнул к нам и Володя Немченко. Еще шестнадцатилетним парнишкой фашисты угнали его на каторгу. Сам он из Белоруссии. На чужбине всё время тосковал по родному краю. Несмотря на юные годы, Володя выглядел стариком, лицо его было суровым. Во время пытки гитлеровцы выбили ему глаз и изуродовали лицо. Он до того был худ, что полосатая одежда заключенного буквально висела на нем.

— Весь в вашем распоряжении, — твердо заявил он, узнав о нашем плане побега.

Еще через день я предложил бежать с нами политруку Михаилу Емецу.

— На меня всегда рассчитывайте, во всём помогу, — сказал он.

Число людей, готовых на смерть или свободу, на которых можно было положиться, росло, наш «экипаж» увеличивался день ото дня. С помощью Володи Соколова всем нам удалось сойтись в одну команду. План был тщательно разработан. Каждый из участников знал свои обязанности при захвате самолета и в полете. Все готовились, ходили как наэлектризованные.

Никто не сомневался, что самолет мы захватим. Всё теперь зависело от меня. Сумею ли я запустить машину и поднять ее в воздух? Эта мысль не давала мне покоя ни днем, ни ночью. Как сожалел я, что в свое время мало уделял внимания изучению самолетов иностранных марок! Сколько раз вспоминал слова командира эскадрильи Боброва: «Нам нужно до тонкости знать технику врага. Учитесь, пока есть время, пригодится». И теперь горько раскаивался, что только бегло и мало интересовался боевой техникой противника. А сейчас — близок локоть, да не укусишь!