Побег из Амстердама

Следователь Ван Дейк относился к тому типу людей, к которым всегда хочется обращаться на «вы». Ему еще не было сорока, но к молодым его вряд ли можно было отнести из-за коротких щетинистых волос, расчесанных строго на пробор, и бледного озабоченного лица. Он начал с крепкого рукопожатия, при этом чуть не оторвал мне руку, а мои пальцы захрустели. Нет, что вы, найти дом ему было совсем несложно, он выехал прямо на него, проехать мимо было невозможно, «Дюны» просто возвышаются над всей деревней. И здесь, конечно, все не так, как в Амстердаме. Спокойно, да, это уж точно, но все-таки это ужасно далеко и место одинокое. Он бы здесь не смог. Он любит городскую суету. Летом-то, конечно, здесь лучше, дом прямо на пляже.

Пока я заваривала чай, он балабонил без умолку. Этому его, наверное, научили на полицейских курсах: отвлеките жертву разговорами, пока она не почувствует себя комфортно и не выразит готовность к допросу.

Раскрасневшиеся и уставшие Вольф и Мейрел лежали перед телевизором, не в состоянии даже поднять глаза и поздороваться с Ван Дейком. Тот попытался завести с ними беседу, но был удостоен исключительно раздраженных взглядов. Когда Мейрел попросила его отойти в сторону и не загораживать телевизор, он быстро переместился на стул напротив кресла Анс, в которое села я. Я отправила детей наверх, пообещав пакетик мармеладок, и они нехотя поползли по лестнице, стоная и кряхтя.

Я разлила чай и протянула Ван Дейку чашку, которую он пристроил рядом с собой. После этого достал из внутреннего кармана блокнот, подтянул на коленках брюки и нагнулся в мою сторону.

— Ну что же, мефрау Фос, это была для вас ужасная новость, ваш дом сгорел…

— Да, наверное, можно назвать это и так.

Я достала сигарету, и у него в руках тут же появилась зажигалка. Я наклонилась, сунула сигарету в его подставленный огонек и сильно затянулась. Выпрямившись, я заметила, что он смотрел мне в вырез блузки.

— У нас приняли решение, что расследованием дела о пожаре, которое вел мой коллега Виттеброод, теперь буду заниматься я. Он мне уже рассказал о вашем визите в участок и о вашем звонке после инцидента с господином Де Корте, похоронным агентом. Поскольку мой коллега не запротоколировал ваше заявление об угрозах, будет уместно, если вы еще раз расскажете мне все, что с вами произошло.

Я рассказала про письма с угрозами, про крысу, фотографии нерожденных младенцев, всю историю с похоронной службой у меня под дверью, до того момента, как я действительно впала в панику, схватила детей и сбежала из собственного дома. Ван Дейк все записал, поглядывая на меня и время от времени понимающе кивая.

— Невероятно. Я подозреваю, что мы имеем дело с крайне запутанным случаем. Вы сами сказали, что не знаете, кто может все это делать…

Я покачала головой:

— Я из-за этого становлюсь параноиком. У меня ощущение, что я никому не могу доверять. Это может оказаться кто угодно. Но, с другой стороны, я все время думаю: ни у кого в моем окружении нет причин, чтобы так меня ненавидеть.

— Вы больше не живете с отцом ваших детей?

— Нет. Мы только что прекратили наши отношения с отцом Вольфа, а отца Мейрел я не видела уже очень давно. Хотя он недавно вернулся в Амстердам…

— Решение расстаться с отцом Вольфа приняли вы?

— Да, но он здесь ни при чем. У него есть все причины злиться на меня, но он слабак. Он бы никогда не решился на насилие или угрозы.

— А почему, если не секрет, вы решили с ним расстаться?

Я не отрываясь смотрела на угли в камине. На улице снова начался дождь, и скоро стук капель сменили звонкие удары града. Я понимала, что все, что я скажу про Геерта, будет использовано против него. Милый, тощий, чокнутый Геерт. Я вдруг вспомнила его руки. Длинные, костлявые пальцы, хватающие меня за попу и грудь, жадность, с которой он вцеплялся в мое тело.

— У него была депрессия, а я больше не могла с этим бороться. Он отказывался обращаться за помощью и начал все больше пить. В последнее время с ним стало просто невозможно жить. Мне казалось, он высасывает все мои соки. Мне нужно было порвать эти отношения, пока меня с детьми тоже не затянуло в эту дыру.

— Вы говорите, что ваш партнер был психически неустойчив. Что он выпивал. Вы сделали аборт… Я предполагаю, ребенок был от него?

Я кивнула.

— Аборт был вашим совместным решением?

— Нет. Я рассказала ему уже после того, как избавилась от ребенка. Я знала, что он захочет его оставить… Он жутко рассердился. Перевернул все вверх дном в комнате.

— Вы же сказали, что он никогда не решился бы на насилие?

— В этом не было насилия. Он почувствовал себя беспомощным. Он просто был ужасно расстроен.

— И вы получили первое письмо…

— Четыре дня спустя.

— Не могли бы вы показать мне письма?

Я начала краснеть:

— Дело в том, что… Я боюсь, они сгорели. Письма лежали у меня дома в Амстердаме. Я спрятала их от детей, а когда мы уехали, не догадалась взять их с собой.

Ван Дейк нахмурился. По выражению его лица можно было понять, что он считает меня странной дамочкой.