Побег из Араманта

— Молчать! — рявкнул бородач. — Презренные чака! Откроете рот, когда я скажу!

И он повернулся к маленькому паруснику. Кое-кто из мужчин уже осматривал судно, оценивая нанесенный ущерб.

— Итак, наш корвет разрушен?

— Да, сэр!

— Запереть их! Ну, вы за это заплатите, негодяи! Головами ответите!

Командир важно пошагал прочь. Подчиненные довольно загоготали. Троицу запихнули в какую-то клетку на краю палубы, стражник зашел следом и гаркнул:

— Вниз! До самого конца!

Клетка немедленно заскользила по рельсам из гладко струганных досок. Другие охранники уже поджидали внизу, косясь на детей с нескрываемой злобой и отвращением.

Подъемное устройство громыхнуло и встало. Узников провели по темному коридору и грубо, взашей, затолкали в трюм для пленных. Железная дверь захлопнулась, тяжелый ключ со скрипом повернулся в замке.

Друзья поднялись с пола, потирая ушибленные места, и осмотрелись. Темница была совершенно пуста, не было даже скамеечки, чтобы присесть. Единственное окно выходило на плац. Снаружи оглушительно топали десятки ног. Дети припали к решетке. По плацу маршировал отряд бородачей. Главный из них отдал приказ, и все извлекли из ножен длинные клинки.

— Убьем ненавистных чаков! — гаркнул командир.

— Убьем ненавистных чаков! — грянули хором остальные. Последовал ряд яростных воплей и движений, призванных, по всей видимости, обозначать смертоносную пляску войны.

— Баррака! — пронзительно прокричал главный. Отточенная сталь засвистела в воздухе. Мужчины взревели во все глотки:

— Рака! Ка! Ка! Ка!

И:

— Убьем ненавистных чаков!

Так повторялось много-много раз, и с каждой минутой бородачи все больше входили в раж. Вскоре они уже топали ногами, багровые от злости, готовые давить и сокрушать кого или что угодно.

Близнецы смотрели на эту сцену с нарастающей тревогой, и только Мампо восторженно вторил воинственным танцам. Больше всего ему понравились чудные прически.

— Как они это делают? — бормотал мальчик, накручивая на пальцы свои жесткие волосы. — Видали, а? В каждой косичке по нитке! Красные, белые, желтые, зеленые… Точно радуга!

— Заткнись.

Громыхнул увесистый замок. Дверь отворилась и впустила мужчину, в точности такого же, как и те, что маршировали по плацу, разве что чуть постарше и поприземистей. Охранник шумно пыхтел, держа в руках целую гору еды.

— Не вижу смысла, — бурчал он, опуская огромный поднос. — Все равно вас наутро вздернут. Верно, Морах так пожелала.

— Морах! Вы о ней знаете? — встрепенулась Кесс.

— Кто же не слышал про Морах? — хмуро усмехнулся бородач. — Она ведь приглядывает за каждым. Даже за мной.

— Вы хотели сказать, защищает?

Стражник расхохотался.

— Надо же, защищает! А как же. То бурю нашлет, то болезнь, то вдруг дойная корова без причины сдохнет. Вот погодите, она и о вас позаботится. Сегодня — как огурчики, а завтра болтаться вам в петле. Да-да, Морах приглядит за любым, будьте спокойны.

На подносе оказались кукурузные лепешки с сыром и молоком. Первым, разумеется, на еду накинулся Мампо. Немного подумав, близнецы обстоятельно присоединились к нему. Охранник прислонился к стене и подозрительно сощурился.

— Мелковаты вы для лазутчиков, — заметил он.

— Мы не лазутчики, — насупилась Кестрель.

— Презренные чаки, не так ли?

— Нет.

— Еще соврите, что вы барраки!

— Нет…

— А кто не баррака, тот и есть самый настоящий чака, — попросту рассудил стражник.

Девочка не нашла что возразить.

— Чаков мы убиваем, — солидно прибавил бородач.

— Красивые у вас волосы, — вмешался Мампо, разделавшись со своим ужином.

— Тебе нравится?

Похвала явно застала мужчину врасплох. Впрочем, нельзя сказать, чтобы слова юного узника ему не польстили. Стражник немилосердно подергал себя за косички.

— На этой неделе решил попробовать голубой и зеленый.

— А трудно их заплетать?

— Не то чтобы трудно… Надо лишь руку набить, должно ведь получаться равномерно и туго.

— Могу поспорить, что вы в этом дока.

— Да уж, не новичок, — ухмыльнулся охранник. — А ты, я гляжу, смышленый парень. Для презренного чаки, конечно.

Всякая враждебность улетучилась из его голоса. Близнецы только диву давались.

— Голубой идет к вашим глазам, — продолжал Мампо.

— Так и задумано, — кивнул бородач. — Многие предпочитают красные, горячие оттенки, а мне по душе холодные.

— Наверно, с моими волосами даже вам не справиться, — тоскливо вздохнул мальчик. — Хотел бы я походить на вас.

Мужчина смерил пленника задумчивым взглядом.

— Почему бы и нет. А чего, это без разницы, ты ведь почти что покойник. Тебе какой цвет?

— Не знаю. Какие у вас есть?

— Да любые, на выбор.

— Тогда я хочу все, — загорелся ребенок.

— Да уж, со вкусом у тебя нелады. — Охранник почесал в затылке. — С другой стороны, в первый раз…

И вышел из темницы.

— Честное слово, Мампо! — воскликнула Кестрель, когда Железная дверь затворилась. — Нас хотят повесить, а ты нашел, о чем думать!

— О чем же еще?