Побег из Араманта

И Бач замолчал, пристально глядя на бунтарку. Девочка поняла, ей предлагают сделку: повиновение в обмен на спасенную гордость.

— Думаю, Кестрель сейчас поднимется и пересядет за свою парту.

Несчастная задрожала как осиновый лист, но не двинулась с места. Господин Бач подождал еще немного, а затем процедил сквозь зубы:

— Ну-ну. Кестрель и Мампо. Сладкая парочка.

Все утро учитель не прекращал нападок. На уроке грамматики класс получил издевательское упражнение:

«НАЗОВИТЕ ВРЕМЯ ГЛАГОЛОВ: Кестрель любит Мампо. Кестрель любима Мампо. Кестрель полюбит Мампо. Кестрель любила Мампо. Кестрель будет любить Мампо».

На уроке арифметики на доске появилась следующая задача:

«Кестрель подарила Мампо триста девяносто два поцелуя и девяносто восемь объятий; половина из последних сопровождалась поцелуями, которые на одну восьмую часть были слюнявыми. Сколько слюнявых поцелуев с объятиями досталось Мампо?»

И все в таком же роде, без передышки. Дети то и дело хихикали, прикрываясь ладошками. А учителю только это и было надо. Не раз и не два Бомен тайком бросал выразительные взгляды на сестренку, но та молча сидела за партой, выполняя все задания.

Настало время школьного завтрака. Во время перемены Бо и Кестрель постарались незаметно выскользнуть из класса. Не тут-то было: Мампо увязался следом.

— Исчезни, — поморщилась Кесс.

Однако сопливый урод и не думал исчезать. Он просто семенил за ними, не отводя глаз от новой соседки. Время от времени, хотя его никто не спрашивал, дурачок бормотал: «Кесс хорошая». И утирал мокрый нос рукавом рубашки.

Девочка решительно пробиралась к выходу.

— Ты куда, Кестрель?

— Подальше отсюда. Ненавижу школу.

— Да, но ведь… — Бо не нашелся что сказать. Разумеется, сестра ненавидела школу. А кто из них любил? Однако все ходили.

— Как же оценка нашей семьи?

— Не знаю. — Маленькая мятежница ускорила шаг.

Мампо — дурачок первым увидел на щеках Кестрель дорожки от слез. И не смог этого вынести: бросился к «подружке», облапил ее немытыми руками, заскулил, полагая, что утешает ее:

— Не плачь, Кесс. Я твой друг. Только не плачь.

— Отвяжись! — сердито оттолкнула его девочка. — Ты воняешь!

— Я знаю, — смиренно потупился Мампо.

— Пойдем, сестренка, — сказал Бомен. — Сядешь на свое место, и Бач от тебя отвяжется.

— Нипочем не вернусь, — ответила Кестрель.

— Но ведь надо.

— Я расскажу папе. Он все поймет.

— И я пойму, — вмешался сопливец.

— Убирайся! — заорала ему в лицо новая соседка. — Убирайся, пока я тебе не надавала!

Она замахнулась кулаком, и мальчик упал на колени.

— Ударь меня, если хочешь, — захныкал он. — Пожалуйста, я готов.

Рука нарушительницы спокойствия замерла на полпути. Девочка удивленно уставилась на приставалу. Бомен похолодел. Внезапно, против своей воли, он ощутил, что это значит — быть вечным изгоем. Холодный ужас и пронизывающее одиночество сковали мальчика с ног до головы; ему захотелось кричать в голос, требуя хоть капли доброты и сострадания.

— Она пошутила, — промолвил Бо. — Она тебя не тронет.

— Пусть колотит, если ей нравится.

Полные немого обожания глаза дурачка заблестели, соперничая с мокрой верхней губой.

— Скажи, что не станешь его бить, Кесс.

— Не стану, — эхом откликнулась девочка и опустила кулак. — Руки марать неохота.

Она развернулась и быстро зашагала по улице. Бомен тронулся следом. Мампо выждал немного и тоже побрел за ними.

Не желая посвящать его в беседу, Кестрель заговорила с братом на языке мыслей:

Не могу я так дальше, не могу.

А что нам еще остается?

Не знаю. Надо что-то придумать. Что угодно, и поскорее, а не то я просто взорвусь.

Глава 3 Очень громкие грубости

Покидая ненавистную школу в компании брата и Мампо, Кестрель еще не знала, куда направляется. Ноги сами понесли ее по четвертой главной улице города к центральной арене — туда, где высилась Поющая башня. Арамант имел форму круга, вернее даже, барабана — из-за высоких крепостных стен, возведенных в незапамятные времена для защиты горожан от воинственных племен, обитавших на равнинах. Вот уже многие века никто не осмеливался бросить вызов жителям великого Араманта. И все-таки люди по-прежнему не стремились наружу. В самом деле, чего они там не видели, в этом широком мире, раскинувшемся за крепкими стенами? К югу расстилался усеянный камнями берег, и волны великого океана с грохотом накатывали на него днем и ночью, а далеко на север, до самых горных пиков, тянулись унылые, безлюдные пустыни. Ни еды, ни уюта, ни безопасности. Тогда как здесь, внутри, можно было найти все, что требовалось для жизни, — более того, для жизни очень даже неплохой. Любой в Араманте осознавал, какое это счастье — родиться в подобном редкостном приюте покоя, изобилия и равных возможностей для всех и каждого.