По крайней мере хоть тут он осознал, что это неправильно. Но Рики не мог остановить свою руку, запретить ей выполнить команду. Это было опасно – дрогни у него рука, и он убил бы себя, хотя, может, именно этого добивался главврач. Рики не мог понять: за что? Ведь он делал все, что ему говорилось! Из его горла вырвался возглас отчаяния – что-то среднее между стоном и всхлипом. Почему его наказывают, несмотря на то, что он делает то, что ему говорят?
Главврач встретился с ним взглядом и ободряюще улыбнулся:
– Рики, тебе страшно?
– Да.
– Ты боишься того, что я могу попросить тебя сделать после этого?
– Д-да.
– Не бойся меня, – ласково произнес главврач. – Мы ведь заключили что-то вроде договора, не так ли? Ты становишься моим сосудом. Моей правой рукой. С моей стороны было бы глупо причинять боль тому, что является частью меня, ты не находишь?
Рики кивнул, забыв, что держит возле горла скальпель, и вздрогнул, ощутив, как металл поцеловал его шею. Он плотно зажмурился, отчаянно желая, чтобы все это закончилось.
– Всего лишь один, последний вопрос, хорошо?
Главврач продолжал говорить все с той же доброй улыбкой, которая, однако, совершенно не утешала Рики. Его рука дрожала, а вместе с ней и нож.
– Хорошо.
– Сестра Эш тебе помогает? Она тебе что-то приносила? Рассказывала обо мне всякие небылицы?
Но это предостережение не имело никакого смысла, когда его спрашивал главврач. Почему он не может солгать? Почему он не способен ему противостоять?
– Да.
Главврач не разозлился. Он вообще никак не отреагировал. Он торжественно кивнул и втянул щеки, надолго задумавшись и не произнося ни слова. Нож в пальцах Рики, мокрых от пота, стал скользким.
– Ты можешь опустить скальпель, Рики. Я думаю, совершенно ясно, что мы закончили.
Глава 35
Вода была пыткой – ледяной, а затем обжигающе горячей. Она била из шланга под таким напором, что его кожа побагровела. За направленным на него раструбом Рики видел бесстрастное лицо санитара, контролировавшего температуру воды, терзавшего его: горячая, затем холодная, затем все сначала. Он не осознавал мучений Рики, а может, ему было все равно.
Наконец, ошпарив его с ног до головы, санитар выключил воду. Рики стоял у стены, растирая руки, затем грудь, пытаясь сдержать бившую его крупную дрожь, от которой громко стучали зубы.
– Ты сияешь чистотой, – заявил санитар, сматывая шланг и складывая его в углу комнаты.
Небольшая помывочная находилась в том же коридоре, что и его комната. Свет в нее проникал через маленькие, не забранные решетками оконца, дотянуться до которых все равно было невозможно. Белая плитка покрывала стены от пола до потолка, и тут не было совершенно ничего, не считая ржавого стока в полу и наводящего ужас шланга в углу.
– Полностью готов для Великого Дня, – добавил санитар.
На этот раз это был не Ларч, а невысокий мужчина лет сорока-пятидесяти с пшеничного цвета волосами. Он напоминал уменьшенную копию главврача, разве что без очков.
– Великого Дня, – повторил Рики его слова, ожидая, пока они обретут смысл.
Он что, снова что-то забыл? Что такое Великий День? Утро началось, как и любое другое: его кошмары прервала медсестра, которая принесла утренние лекарства и завтрак. Только это была не сестра Эш, которая больше не приходила, и Рики понимал, что о замене таблеток на аспирин остается только мечтать.
Он не знал, чем его пичкает главврач, но после этих пилюль его сознание было постоянно затуманенным. Или это от бессонных ночей? Или оттого, что бóльшую часть суток он прикован к кровати? Или же результат беспрестанных сеансов гипноза, которым его подвергает главврач?
– Рики, мальчик мой, у тебя гости, – не умолкал санитар. – Вот это везение! Любимчик главврача, как же!
Гости? Туман, окутывающий сознание Рики, на мгновение рассеялся. Он позволил санитару вытолкать его из помывочной и привести в комнату, где ему выдали чистый комплект больничной одежды – рубашку и штаны. Санитар остался стоять у двери, ожидая, пока Рики переоденется. Ему уже давно ничего не позволялось делать самостоятельно. Разве что спать. Даже длинноволосая девочка перестала его навещать. Он по ней не скучал, но это ощущалось как очередное предательство.