После завтрака, как и положено новичку, меня определили в надзорную палату. Эта была узкая и длинная комната, заставленная кроватями. В палате собрался интернационал. Здесь были эстонцы, литовцы, латыши, русские, осетины, чеченцы.
— Ложись на эту кровать, она пустует, — предложили больные, в основном, молодые ребята.
Моим соседом оказался армянин, совсем на вид завернутый.
— Не повезло тебе, парень, что тебя сюда привезли, Черняшка — один из самых паршивых спецов в Союзе, — сказал больной из Армавира, — и держат здесь долго и лечат сильно.
— Не знаю как здесь лечат и сколько держат, но то, что я уже видел в Днепре, так здесь просто курорт.
— Ты что к нам оттуда прибыл? — удивился он.
Я сидел на кровати и отвечал на вопросы, пока один больной не сказал:
— Слушай, ты можешь это не рассказывать никому и нигде больше. Не дай бог это дойдет до врачей, так они и здесь такой режим сделают.
Из разговора с больными я теперь знал, что большинство из них находятся в надзорной палате за недавний бунт в больнице. Больные поколотили надзирателя и погоняли по отделению медсестру.
— До абсцесса меня закололи, по стакану гноя выкачивали из каждой ягодицы, — рассказывал парень из Арзамаса. Он был здесь самый разговорчивым. — Прочистили, даже передохнуть не дали, и снова по новой колоть начали… Обидно… Ночью вышел в туалет, даже поначалу не понял, что в коридоре происходит. Меня заметили, теперь никому и ничего не докажешь.
В подтверждение он опустил штаны и показал мне синие провалы в ягодицах с багровыми шрамами.
— В этом году происшествие на происшествии, — сказал староста палаты.
Здесь так называли больного, отвечавшего за чистоту и порядок.
— Во втором отделении один больной за сигарету санитара шваброй убил, нелепый случай, случайно по темечку попал. А у нас бунт один баламут с целью побега задумал, а нас из-за этого бунта прижали и человек тридцать колят.
— А правда, что Валька-медсестра к больному в постель залезла, что б её не нашли? — громко спросил старосту больной по кличке «Мамонт».
— Это правда. Залезла от страха, боялась что изнасилуют.
— Ха-ха-ха, — рассмеялся «Мамонт» громким идиотским смехом.
— А что было зачинщикам за это? — поинтересовался я.
— Один из них за политику сидит — Шапоренко, — ответил латыш, по кличке «Пан Спортсмен», — так его в первое отделение перевели. Другой — Нечипуренко на суд уехал. Обоим им, надо сказать, хорошо досталось от ментов, но тому, которого на суд увезли, повезло, а Шапоренка по сей день колят.
— На обед! — позвал нас санитар.
— Идём обедать. Скажешь потом, где лучше кормят, — позвали меня больные.
Обед был на славу. На первое был фасолевый суп с кусочками мяса, а не щетина и дроблённые кости от свинных голов. Второе блюдо — гуляш, где было много картошки с соусом. Такая пища мне и присниться не могла в Днепропетровской больнице.
— Ну, как обед? — сразу спросили меня в палате.
— Отличный! — огорчил я их своим ответом.
После обеда меня вызвали к врачу. В кабинете сидели завотделения Юрий Иванович Тамбовцев и врач Фукалов.
— Ну, давай, Саша, рассказывай как у тебя всё там получилось? — так располагающе, по-свойски спросил Тамбовцев.
Я завел свою затасканную пластинку, которую можно было назвать «Устойчивая ремиссия». Завотделения спокойно слушал.
— Вот видишь? — Тамбовцев посмотрел на Фукалова, — человек понял, что совершил глупость, кается и теперь ему приходится расплачиваться за это. Психопатическая личность.
Врач полистал дело. Он хотел знать почему нас перевели сюда, но никакого объяснения там не нашел.
— А что вы с братом натворили в Днепропетровской больнице? — спросил он.
— Абсолютно ничего. Кроме нас ещё много людей перевели куда-то.
— Ну, ладно, иди, — сказал он немного о чём-то подумав.
Плохо быть новеньким, никогда не знаешь что тебя ждёт. Прямо из кабинета врача привели меня в процедурку сдать анализ крови.
— Садись на стул! Отвернись! — командует медбрат Геннадий Иванович. Он перетянул мне руку жгутом, взял огромный стеклянный шприц с длинной и толстой, как стержень шариковой ручки иглой, проткнул кожу в руке и стал ловить вену, крутя иглу на триста шестьдесят градусов. Вена ловко увиливала от тупой иглы и я почувствовал, что теряю сознание. Очнулся от резкого запаха нашатырного спирта.
— Санитар, где ты там! Иди сюда. Помоги мне подержать больного, — услышал я голос медбрата. — Потерпи ещё немного, сейчас всё будет хорошо, — успокаивает он меня и шприц снова, как подводная лодка, начинает ловить вену под кожей. Слетел жгут и кровь стала заполнять шприц.
После ужина медсестра назвала мою фамилию вместе с больными, принимавшими лекарства, после чего впечатление от больницы сразу изменилось. Юрий Иванович оказался щедрым врачом, он прописал мне шесть (!!!) таблеток тизерцина, это «после ничего» в Днепре!
Психиатрия — особая наука! Врач здесь всегда прав и ничего ты ему сказать не можешь.