Побег из «Школы искусств»

Синицын задал вопрос, который мучил Виктора несколько лет. До тех пор, пока к власти не пришел Горбачев. Прочитав о нем в газетах, Черноусов кое-что понял и в своей собственной судьбе. Николай Степанович Лисицкий, дорогой его бывший шеф и спаситель, был земляком генсека, в свое время работавшим в Ставропольском комитете ВЛКСМ. Когда решалась судьба корреспондента – там, в обкомовской гостинице, – спасло его, главным образом то, что Василенко, по каким-то своим соображениям, не захотел портить отношения с протеже будущего хозяина – для них-то, в отличие от простых смертных, не было секретом критическое состояние Андропова. Оказавшись под защитой Лисицкого, Черноусов автоматически как бы переходил под защиту влиятельного члена Политбюро. Правда, не настолько, чтобы они могли позволить ему разгуливать по родным улицам и в пьяном виде о чем-нибудь проболтаться. Но, все-таки, настолько, чтобы он не оказался под колесами случайного автомобиля или под ножом случайного хулигана. Вот почему Степаныч сказал тогда: «Твое счастье, что ты меня с собой прихватил».

Во всяком случае, так Черноусов понимал ситуацию, так и объяснил Синицыну. Тот покачал головой.

– Предположим, – сказал он. – Но ведь этого мало… Тут что-то другое.

Над этим Черноусов тоже не раз думал. Связи связями, но спасло его еще и то, что здесь, скорее всего, переплелись чьи-то частные интересы. Конкретный человек Василенко – и его конкретный недоброжелатель. Иными словами, никаких государственных интересов не было. Следовательно, высшие чиновники не были посвящены в ситуацию. Мало того: и товарищ Василенко, и его противник не были заинтересованы в том, чтобы их руководство (любого ранга) узнало о ситуации.

– Так мне, во всяком случае, кажется. А что? Вполне логично. Не исключено, что поэтому и действовал ограниченный круг лиц – как руководителей, так и исполнителей, – закончил Виктор. – И не всегда профессионалы. Эту самую лжедоченьку к профессионалкам никак не отнесешь.

– Смотря в каком ремесле, – Синицын коротко рассмеялся. – Да, возможно, – он взял сигарету, принялся неторопливо ее разминать. Он занимался этим столь вдумчиво и основательно, что от сигареты в скорости осталась пустая бумажная трубочка и фильтр. Володя щелчком отбросил ее в сторону. – Это возможно. Выводы действительно вполне логичные. Но все-таки… – он подумал еще какое-то время, махнул рукой. – Ладно, будем пока считать, что все именно так и было… Значит, говоришь, сумел разгадать указания покойника? И охотились они все за каким-то каталогом? Ну-ну, – он вытащил из пачки новую сигарету, начал теперь разминать ее. – По-моему, версия с иностранными шпионами выглядит правдоподобнее. Ты не находишь? Каталог… – Синицын прикурил от зажигалки. – Каталог. Что за каталог? Почему за ним охотились?

– Три странички машинописи, – сказал Черноусов. – Список картин. И все…

– И все, – повторил Синицын. – Любопытно. Три странички – и вереница трупов. Оч-чень любопытно… – он повертел в руках пустую рюмку, поставил на стол. Солнечные лучи отражались в хрустальных гранях. – Если так, мне тоже кое-что становится понятным… Хотя нет, наоборот… – Синицын курил, рассеянно глядя в сторону. Докурив, он снова заговорил:

– Предположим, что ты прав. Я имею в виду обстоятельства твоего отъезда. А вот насчет охоты за каталогом… Черт его знает. Я бы не исключал и какой-то тайнописи, условного знака… – тут он себя оборвал и взглянул на гостя. – Ну а дальше? Чего ты сейчас хочешь? От меня?

– Я ведь до сих пор не знаю, чем закончилось следствие.

– А зачем тебе это? – спросил Синицын. – Десять лет прошло. Неужели до сих пор тебя интересуют подробности? Слава Богу, ты жив и в безопасности. Василенко живет где-то на свою пенсию, Милена наверняка нашла нового покровителя. Может быть, уехала за границу, в какую-нибудь Германию. А прочие – что ж, прочие, конечно, убийцы. Но ведь исполнители, не более того, – на его лице появилось выражение откровенного недоверия. – Или ты теперь страдаешь обостренным чувством справедливости?

Черноусов открыл было рот, чтобы рассказать о своем сегодняшнем визите в компанию «Юг-Финансы-2000» и о беседе с неким господином Смирновым. Особенно о намеках в конце встречи. Но вовремя тормознулся. Совсем не потому, что не доверял старому другу. Наоборот: именно потому, что он старый друг. В его понимании сие означало: другу грозит опасность – вперед и с песней. А Виктор не хотел этого. Ему нужна была помощь не друга, а профессионала, почувствовавшего запах жареного в этой истории. И действующего холодно и расчетливо. Он сказал:

– Ты прав, Володя, но понимаешь: во-первых, я профессиональный журналист…

Синицын поморщился.