Побег из жизни

Многие из бывших перемещенных лиц, вернувшихся на Родину, в Советский Союз, были честными людьми. По воле обстоятельств или случайности оказавшись за рубежами нашей страны, они при первой же возможности стремились попасть на Родину и, вернувшись, становились вновь хорошими, работящими советскими людьми, какими оставались в самых тяжелых обстоятельствах за границей. Однако некоторые возвращенцы могли быть иностранными агентами. Об этом не следовало забывать. Этот Гузенко вернулся с Запада несколько лет назад. Савченко все более утверждался в мысли, что следы на снегу принадлежали Гузенко. Чего эти волки не поделили над прорубью? Свое прошлое или настоящее? Что привело Николаева в Нижний Тагил, где он нашел свою смерть? Если предположить, что он был сброшен в полынью, то, значит, Гузенко убийца. Но это доказать трудно. Улик мало, только следы валенок. А если Гузенко будет отпираться и скажет, что проводил приемщика недалеко, а тот потом сам свалился в прорубь. В этом сложном деле все кончается обрывом. И не нашли бы утром шапку у полыньи случайные прохожие, не так предстало бы исчезновение Николаева. Хватились бы в комбинате не скоро, и никто не узнал бы, что он утонул в полынье.

НОСТАЛЬГИЯ

Оставив советский теплоход, Олег Рыбаков обратился к помощи американского посольства в Турции. Там его познакомили с мистером Шервудом. Он назвал себя представителем фирмы, которая намерена предоставить Олегу работу и поручила ему хлопоты, связанные с разрешением на въезд Олега в Штаты.

Шервуд поселил Олега на окраине Анкары, в небольшом домике, который снимал для себя.

У Олега не было ни денег, ни документов.

Неопределенность положения, в котором он оказался, Шервуд объяснил тем, что необходимо соблюсти некоторые формальности.

С этим нельзя было не согласиться. Томительно тянулись дни. В неопределенности, в ожидании, в бездействии. Будущее было неизвестно. Мучил страх перед этой неизвестностью. Одолевала тоска, одолевали сомнения, подозрения. В частности, к Шервуду, который жил в комнате рядом и, если отлучался, то оставлял Олега под опекой служителя-турка, объяснявшегося с Шервудом на родном языке. Наедине с Олегом он молчал, как глухонемой.

Первые дни Олег вообще был в состоянии нервного шока. Он настороженно относился к каждому вопросу Шервуда. Но Шервуд был тактичен, предупредителен, дружески участлив.

Расспросы его носили общий характер — о друзьях, оставшихся в Москве, о личных увлечениях, о родителях. В общем, все это было обычным для человека, который просто знакомился с Олегом Рыбаковым.

— Пройдет еще немного времени, — успокаивал Шервуд Олега, — и мы уедем из Турции. К новому будущему, к новой жизни.

Постепенно, под воздействием таких дружеских бесед, Олег как бы оттаивал, избавлялся от нервного напряжения, успокаивался. Теперь он все чаще обращался мыслями к тому, что совершил, и ко всем тем, кто остался там, за перейденным рубежом.

Сейчас он мысленно продолжал начавшийся еще во время круиза спор с ними. Сам того не замечая, он убеждал не столько их, сколько самого себя, если не в правоте своих действий, то, во всяком случае, в необходимости их. Да, он готов признать: то, что он задумал, — ужасно. Но ведь он поступает так не ради себя — ради науки. Память услужливо подсказывала доводы: у него не было возможности заниматься наукой так, как он хотел. Обстоятельства складывались так, что на Родине он не мог проявить себя в короткое время. А Тейлор сразу понял его, угадал даже то, о чем Олег и не рассказывал ему. Именно Тейлора теперь часто вспоминал Олег, особенно в острые моменты тоски и беспокойства. Он как бы приходил на помощь. Одобрял Олега. Казалось иногда, что он даже слышит голос Тейлора. Но на самом деле это говорил не Тейлор, а Шервуд. Тейлор понравился ему с первой встречи. Симпатия оказалась взаимной. Олег и сам не заметил, как они сблизились. Ни отцу, ни Генке не рассказывал Олег об этих встречах. Не почему-либо, но просто отец не все понимает так, как он, Олег, будет ворчать. А Генка — Генка может обидеться, что Тейлор приглашает к себе Олега, а не его. Тейлор же не скрывал, что предпочитает встречаться с ним без приятеля. Нет, он ничего дурного не говорил о Генке, напротив — отзывался о нем очень одобрительно, но дал Олегу понять, что больше рад знакомству с таким эрудированным и интеллектуальным собеседником. А потом все пошло как-то само собой — так, по крайней мере, казалось Олегу.

Умный, обаятельный, отзывчивый, Тейлор очень заинтересовался Олегом, его работами, его трудностями. Случайное их знакомство перешло в дружбу.