даже не знаю, какое из моих имен мне больше нравится — морас, как звали меня в барселоне, мозес, как зовут в интернете, то имя, которым звал меня папа, или то — четвертое! — которое дал мне брат, однажды летом, после
(Открытка, посланная из кафе Maison Bertaux)
Лондон, 17 декабря
И вот еще что: полагаю, на потерянных страницах Иоанн говорит о дереве, земле, воздухе и металле. О чем же еще?
Каждая стихия должна быть соединена со свободной волей. Насколько воля современного человека свободна — судить не мне. Буду предполагать, что свободна ровно настолько, чтобы способствовать соединению частей первоматерии в единое целое.
Здесь главное — найти добровольцев и придумать для них какую-нибудь подходящую легенду.
Кроме того, нужно связаться с археологами. Как мне удалось узнать, сейчас в Гипогеуме работает экспедиция одного из американских университетов. Всюду янки. Я написал им письмо и заручился их поддержкой. Видишь, какой я практичный?
Да-да-да, безумие должно быть очень тщательно подготовлено.
К тому же мы уже полтора года не были вместе нигде дальше стерильного Брайтона, забитого дорогущими итальянскими ресторанами, где подают отвратительный кофе. Кстати, о кофе. Дома он кончился, я вышел на улицу, задумался и — поверишь ли? — оказался в Сохо, сам не знаю как. Сижу на сквозняке, за липким красным столиком, зато капуччино здесь отличный и у подавальщицы смешная бусина в пупке.
Поедешь ли со мной? Только не говори, что по возвращении из БА снова засядешь в клинике у отцовской постели. Сколько можно себя мучить? Он ведь
Подумай хорошенько,
То: info@seb.lt, for NN (account XXXXXXXXXXXX)
From: joannejordi@gmail.com
Зима крадется в Барселону на мягких влажных лапах, снег продержался целых два дня, мы с Мозесом ходили гулять в парк, и он рассказывал мне свои сны. Надеюсь, доктору он их не рассказывал. Иначе ему заменят синие таблетки на желтые, а это нам ни к чему.
Помните, у Марка Твена — кажется, в
Так вот, ваш брат — вовсе не сумасшедший, он писатель, которому еще не представился случай, только и всего.
В вавилонской Гемаре говорится, что, после того как храм был разрушен, пророчества были отобраны у пророков и отданы безумцам. Незащищенным душам то есть.
Мне всегда хотелось спросить: безумцами их стали считать до или после раздачи пророчеств? Или безумец по вавилонскому определению — это незащищенная душа с ношей пророчества, которое больше никому не под силу?
Иногда я думаю: если бы мне сказали, что и мы с вами вылеплены Мозесом из его цветного пластилина, и простудная Барселона, и горный монастырь Монтсеррат, и даже это короткое письмо, которое я пишу, не надеясь на ответ, я бы — поверите ли — не удивилась.
декабрь, 23
о чем я думаю? иногда я думаю о фелипе
кто теперь бегает к серрано за бисквитами? фелипе уже, наверное, ходит в пальто, а мне купили свитер из пегой колючей шерсти, на рынке в марсашлокке про лукаса барнард говорить не хочет
он хочет говорить про мои сны, по утрам я стараюсь не забыть, что было ночью, иначе он обижается и ругает меня — как бы это перевести? грязным безмозглым корабельным педиком, у которого лоскутная память, дырявая, как шлюхино покрывало
чего уж там, так оно и есть
декабрь, 27
сегодня кончился дождь, и я думаю о радуге
индейцы считали ее лестницей, по которой можно убежать из этого мира, индийцы — поклоном индры или его луком, не помню, китайцы — развратной двухголовой змеей, скандинавы — непрочным путем в асгард, а барнард говорит, что радуга упирается в землю там, где зарыто золото
золото бы нам пригодилось, пора мне искать работу, вот что
утром приходила бледноглазая магда, уводила меня во дворик покурить и пошептаться, у них с чесночком несчастье — полиция приехала за венсаном, их белокурым сутенером, он продавал таблетки на пачвилльской дискотеке
ты красивый, сказала магда, а что педик, так это даже хорошо, и куртка венсанова будет тебе в самый раз, а мы-то с чесночком не можем вдвоем работать, это неприлично
я красивый? я — педик?