Вэл ошиблась; она стала его величайшей работой. Закрыв глаза, он слушал ее дыхание, перебирая пальцами бороздки позвоночника с неспешным удовольствием. Она так отчаянно сопротивлялась его захвату.
Ему было интересно, когда она поймет, что уже попалась.
***
Когда Вэл открыла глаза, солнечный свет струился сквозь воздушные занавески, а Гэвина и след простыл. На его присутствие указывали лишь небольшая вмятина на смятых простынях и ожерелье, застегнутое на ее шее, как обещание.
Вся ситуация казалась сюрреалистичной, словно что-то из ночного кошмара. Она лежала в его руках, не в силах расслабиться из-за страха, что нежные объятия — это какой-то жестокий трюк, который превратится в очередную демонстрацию силы. Этого не произошло, но угроза никуда не исчезла: она оставалась для него игрой, чем-то, что нужно разгадать и победить.
Она не могла помешать ему делать то, что он хотел, даже если его желание сводилось к тому, чтобы причинить ей боль. И какой-то порочной и жалкой ее части было все равно. В каком-то извращенном смысле это давало свободу. Не иметь выбора и не беспокоиться о том, что он окажется неправильным, знать, что ничто из того, что она сделает, не будет иметь значения. Она несла бремя вины много лет, и ей стало казаться, что она, как Атлас, борется под тяжестью мира, пытаясь вспомнить, почему она вообще решила бороться.
Вэл спустилась с кровати, и свободные шелковистые юбки упали вокруг ее ног. Она мельком взглянула на себя в зеркало и быстро отвернулась, сложив руки. Селеста забрала зеленое платье, которое купил Лука, и ей не очень хотелось надевать старую одежду Гэвина, но уже начинало казаться, что придется. Мороз сковал поля за окном, и вряд ли она переживет эту ночь в шелках и кружевах.
Шкаф легко открылся, в спертом воздухе сильно запахло кедром. Вэл сняла с вешалки свитер, мягкий серый, из настоящей шерсти, и прижала его к груди, когда дверь за ней распахнулась.
Лука был одет в охотничью куртку с черными нашивками поверх черно-белой клетчатой рубашки. Его черные брюки подчеркивали эти нашивки и гармонично сочетались с черными кожаными туфлями на толстой подошве.
— П-почему ты так одет?
— Для охоты, — пояснил он, как будто она действительно сошла с ума. Лука заметил открытую дверцу шкафа и свитер в ее руках. — Ты собиралась надеть одежду моего мертвого брата? Это довольно порочно с твоей стороны, Валериэн. И излишне. Я принес тебе кое-что более подходящее.
— Дай угадаю. Красную мишень, которой можно украсить мою спину.
Лука рассмеялся.
— Нет, просто платье. Хорошее платье — и достаточно теплое, хотя ты, возможно, так не подумаешь. Цветы умеренного климата не очень хорошо переносят морозы.
Она отступила от него.
— Не трогай меня.
— Не заставляй меня накачивать тебя наркотиками. Ты очень пожалеешь, и мы тоже.
— Мне плевать на то, что ты чувствуешь. Держись от меня подальше!
Лука перепрыгнул через кровать, прежде чем она успела обогнуть дверь, и поймал ее размахивающие руки.
— Позволь мне кое-что объяснить, — зло проговорил он. — Ты убила нашего брата. Мы не рады этому. Мы могли бы убить тебя за это, но вместо этого даем тебе шанс на борьбу, которого ты не заслуживаешь.
— Чтобы умереть, — с горечью закончила Вэл.
— Чтобы испытать тебя на прочность. Это то, чего хотел бы Гэвин.
— Ты понятия не имеешь, что Гэвин хотел, — заявила она.
— Возможно, нет. Но я знаю одно. Знаю, что ты переоденешься в одежду, которую я принес для тебя. Знаю, что, когда ты закончишь, у нас состоится очень легкий, очень цивилизованный завтрак за общим столом. Я знаю, что вчера вечером ты ушла с вечеринки, но сегодня утром ты посидишь с нами и будешь невероятно очаровательной.
В его глазах вспыхнул огонь, как у василиска.
— Я знаю, что, когда стол будет убран и все, включая тебя, наедятся, мы проводим тебя на задний двор и дадим тридцатиминутную фору, пока сами будем пить чай в саду. А потом, я знаю, мы будем охотиться на тебя — и тебе лучше молиться, чтобы мы тебя не поймали, потому что я знаю, что мне это очень понравится.
Вэл показалось, что она задыхается. Когда он отпустил ее, она почувствовала себя скомканным куском ткани. Невесомой. Ничтожной.
— Какой срок?
— До рассвета. — Лука зажег сигарету. — Давай, переодевайся. Я подожду.
Рассвет. Ее охватило отвратительное чувство дежавю.
Она уже играла в другую игру с таким ограничением…
И она проиграла.
Они знают это?
Конечно. Наверняка. Это было в новостях. Она не удивилась бы, если бы его сестра даже создала свою игру по образцу игры брата, маленькая больная подражательница.
Вэл повернулась к нему спиной и натянула платье через голову, не потрудившись снять платье Анны Марии. Платье достаточно тонкое, чтобы его можно было использовать как комбинацию.
Мекоцци предоставили ей шерстяное платье того же угольно-черного оттенка, что и рубашка, и жакет Луки, а также черные леггинсы и высокие ботинки.
— Тебе повезло, что мы не одели тебя в оранжевое, — сказал он с придыханием.
Вэл не могла не заметить отсутствие пальто.
— Закончила? — спросил он, когда она зашнуровала последний ботинок. — Хорошо.