Побег (ЛП)

Вэл уставилась на пустую стену своей безликой комнаты, в то время как вокруг нее кружились тени от фар проезжающих машин. Несмотря на то, что у нее не было для этого причин, с замком, стоящим между ней и остальным миром, она чувствовала, что за ней… наблюдают.

Как будто кто-то ждал в темноте, чтобы схватить ее. Она почти чувствовала его руку…

В животе у нее заурчало. Булькающий звук заставил подпрыгнуть, а затем почувствовать себя глупо.

Она поняла, что не ела почти двадцать четыре часа. В ней мало что было, кроме воды и отчаяния. Со стоном Вэл потянулась за своей сумочкой, слегка поморщившись при этом. Бумажный пакет с тыквенным хлебом все еще лежал внутри, и она оторвала маленький кусочек в темноте, заставляя себя прожевать и проглотить его.

Ее внутренности немедленно запротестовали. Рот наполнился слюной. Она проглотила клейкую массу и сделала глоток воды из стакана, который держала у кровати. Обычно она так плохо не относилась к еде. Обычно вспоминала про нее по крайней мере дважды в день. Обычно.

Все просто выходило из-под контроля. Кошмары — ее любопытные соседки по комнате — охота за сокровищами— эти рисунки. Нет, в таких обстоятельствах любой забыл бы поесть, рассуждала она. Не то чтобы она была больна. Она просто отвлеклась.

Вэл со вздохом отложила хлеб, решив съесть остальное потом. По крайней мере, у нее хватило здравого смысла отказаться от водки, которую предложил ей Илья. Иначе она бы вырубилась где-нибудь, засунув голову в унитаз, или… что он ей сказал? ее рот мрачно сжался… валялась мертвая в переулке.

«Даже русский гангстер думает, что ты полный отстой».

Но чего она ожидала, появившись у него и умоляя, да, умоляя его причинить ей боль? А потом выкрикнула имя другого мужчины. Потому что в мыслях она трахалась не с Ильей, и в глубине души она знала, что это произойдет.

Знала — и рассчитывала на это.

***

Прошло много времени, прежде чем Вэл смогла снова заснуть, но как только она это сделала, это был мертвецкий сон.

Даже будильник, который она забыла выключить, не смог ее разбудить. Однако он разбудил ее соседок по комнате. Когда Вэл сонно нащупала свой телефон, у нее было несколько пропущенных предупреждений от будильника и раздраженно звучащее сообщение от Мередит с просьбой, пожалуйста, выключить будильник.

«Извини, — она написала в ответ. — Плохая ночь».

А потом Вэл натянула одеяло на лицо и снова заснула.

У нее был целый выходной, но большую часть его она проспала. Спать означало подвергаться риску новых кошмаров, но, когда она бодрствовала, ее разум, казалось, все равно находился в постоянном состоянии воспоминаний. По крайней мере, когда она проснется, у нее будет несколько блаженных секунд, пока она не вспомнит, где она и даже кто она, прежде чем все это обрушится на нее с силой пушечного выстрела.

Лучшие ночи были, когда она вообще не видела снов.

Мередит и Джеки уже ушли, когда она вытащила свое тело из постели. Впервые за долгое время Вэл осталась одна в квартире. Она приняла долгий горячий душ, в котором отказала себе прошлой ночью, и заварила чай из чайника Джеки.

В квартире всегда было холодно. Вэл не поняла этого во время своей экскурсии, потому что на самом деле еще не похолодало. В Сан-Франциско никогда не шел снег, но ветер и туман создавали влажный, пронизывающий до костей холод, который, казалось, никогда не уходил, пока вода не прогревалась и летнее солнце не пробивалось сквозь облачный покров. Джеки смертельно боялась огня и не позволяла никому из них включать темпераментный старый обогреватель, поэтому в их квартире, оказавшейся в тени гораздо большего и более высокого здания, было постоянно холодно.

Вэл бросила тоскливый взгляд на обогреватель, натягивая халат поверх пижамы. Она подумывала о том, чтобы купить собственный обогреватель, но это было бы сложнее, чем мерзнуть. Ей придется пойти в магазин и притащить его домой, и одна мысль об этом изматывала ее. Плюс, Джеки, вероятно, будет жаловаться, и тогда Мередит примет ее сторону, и Вэл все равно не сможет им воспользоваться.

Вздохнув, она наполнила кружку чаем и вернулась в постель. Ее разум был слишком напряжен для сна, поэтому она некоторое время делала наброски в своем новом дневнике, наблюдая, как тени искривляются и удлиняются на полу гостиной через открытую дверь.

Бледно-желтый свет медленно темнел до насыщенного золотого, когда солнце садилось, хотя свет мог быть ледяным, если бы не тепло, которое он приносил. Вскоре руки Вэл начали сводить судороги, пальцы одеревенели, и она согрела их своей быстро остывающей кружкой чая вместе с разогретым в микроволновке тыквенным хлебом, который заставила себя съесть.

Один просроченный йогурт позже, и она почувствовала себя достаточно наглой, чтобы переключиться с чая на вино. На ее полке в кладовке стояла старая бутылка, собиравшая пыль. Она взяла ее с полки и включила какую-то мрачную музыку, чтобы соответствовать своему настроению. Бутылка открылась со слабым хлопком, и Вэл налила гранатовую жидкость в стакан под звуки затихших гитар.