Побег (ЛП)

— Это даже лучше, когда ты борешься со мной, — признал он, отстраняясь только для того, чтобы позволить ей сделать сдавленный, отрывистый вдох. Ее рука взлетела, чтобы ударить его, и он поймал ее в кулак, сжимая, пока Вэл не издала еще один из тех тихих, отчаянных писков. — Ты, конечно, напугана. Но в боли есть отпущение грехов. — Он прижался губами к ее ладони, изучая сквозь дрожащую клетку пальцев. — Я хочу, чтобы ты страдала из-за меня.

— Я уже сделала это.

— Но ты неправильно поняла. Я не хочу смотреть, как ты унижаешься, как бы забавно это ни было. Я хочу причинить тебе боль. Такова цена спасения, моя дорогая — насильственная, мучительная капитуляция. Передо мной.

Глаза Вэл широко распахнулись. Она попыталась покачать головой, заговорить.

— Это отвратительно, — хрипло выговорила она. — Ты бредишь и… и болен!

Он разжал пальцы, отпуская ее руку.

— Тогда безусловно рискни. Рискни, оставив себя на милость моих братьев и сестер.

— Она у них вообще есть?

Он одарил ее улыбкой.

— Нет.

— Но и у тебя тоже.

— М-м, да. Это правда. Но прямо сейчас я единственный в моей семье, кто не хочет перерезать твое прелестное горло. Даже Лука убил бы тебя, как оленя, теперь, когда он попробовал тебя на вкус. — Его голос слегка понизился, переходя в рычание. Он сделал паузу. — Я просто хочу, чтобы ты немного поиграла со мной грубо. Вот и все.

Взгляд, которым она одарила его — ужас, смешанный с покорностью, — послал желание, горячо разлившееся по нему.

— Насколько грубо? — прошептала она.

Он соскользнул с матраса, наклонился, чтобы поднять рубашку и пальто.

— Все зависит от обстоятельств. — Гэвин чувствовал, что она наблюдает за ним, пока одевался, хотя, когда он повернулся, чтобы изучить ее, лицо Вэл было склонено к коленям, как поникший цветок. — Ничего постоянного. Твои соседки завтра будут дома?

Она резко подняла глаза.

— Зачем тебе?

— Потому что я приду сюда завтра в полдень, чтобы увидеть тебя, — сказал он, приоткрыв губы в улыбке, когда краска сошла с ее лица. — Убедись, что ты одна, Вэл. Игры, которые я имею в виду, не подходят для приличного общества.

— Я-я не сказала «да».

Ещё нет. Вэл попыталась увернуться, когда он наклонился, чтобы поцеловать ее. Все еще стесняется его, после всех этих лет. Ее сопротивляющийся рот стал податливым под его оказывающим давлением, и он провел руками по шелковистой коже ее боков. Простыни зашуршали, когда она сжала ткань, удерживая ее на уровне груди. Вэл покраснела, когда он изучал ее, съежившуюся в постели, как юная невеста, и он подумал: «я хочу, чтобы она была в белом».

— До завтра, мой цветок, — проговорил он ей прямо в губы.

Гэвин чувствовал на себе ее взгляд, когда выходил из комнаты. Этот нежный взгляд зеленых глаз может обвить, как плющ. Не раз он и сам чувствовал себя пойманным в ловушку. У нее действительно такой изысканный цвет лица. Рисовать было приятно, но еще лучше во плоти.

«Так много всего», — подумал он, прислонившись к воротам квартиры. А потом улыбнулся. Он не сомневался, что Вэл намеревалась сказать «да».

***

«Я хочу причинить тебе боль».

Слова висели в воздухе, как смертоносные осколки льда, еще долго после того, как он ушел. Она чувствовала, как они врезаются в ее легкие с каждым вдохом. Вэл была в ужасе. Как еще объяснить жжение в груди и почему так больно дышать?

Лука пошутил, что его брат разозлился бы на нее, если бы увидел, во что она позволила себе превратиться — не только за то, что изменила внешность, но и за то, что вела себя с такой дикой и безрассудной развязностью. За то, что бросила ему вызов. Она видела правду об этом в его глазах. Холодный гнев застыл в сдержанности. На этот раз он не собирался терять контроль.

Вэл выскользнула из постели, которая теперь пахла им, и надела первую одежду, которую ей удалось схватить дрожащими пальцами. Джинсы и легкий свитер, который никак не защищал от холода. Она накинула пальто и повязала шарф вокруг шеи, но даже под всеми этими слоями Вэл не могла перестать дрожать.

Зазвонил ее телефон. Пронзительный музыкальный звук прорезал тишину, как бензопила. Вэл посмотрела на него, как на змею, прежде чем схватить его и сказать:

— А-алло?

— Вэл. — Это была ее мать. — Слава Богу, я застала тебя. Я получила твое сообщение. Ты показалась мне… такой расстроенной. — Голос матери звучал слегка запыхавшимся. — С тобой все в порядке?

— Сообщение?

— То, которое ты оставила прошлым вечером.

Когда она позвонила, думая, что вот-вот умрет. Вэл потребовалась секунда, чтобы понять, что, возможно, что-то из этого прозвучало в ее голосе, и это напугало ее мать.

— О, точно. Прости. Наверное, мне стало одиноко.

Ее взгляд упал на один из ее альбомов, небрежно лежащий рядом с матрасом. Один из ее карандашей отметил место на страницах, хотя она, конечно, не ставила его туда.

Он?..

— Мы беспокоились о тебе. — Она чувствовала упрек в словах матери, выраженный в беспомощности и обязанности родительской любви. — Ты казалась расстроенной.