Кстати, если я рассчитывал на пятикратный намаз, готовясь к этому походу, то сильно ошибся. Хотя, я больше ориентировался на слова курбаши, чем на собственные знания. Да и что я мог знать об этой стране? В школе о ней сказали мимоходом, то есть то, что лежит на поверхности. Мол есть такая страна, правит вот уже сорок лет король Мухаммед Захир Шах — угнетатель бедных и обездоленных. И на этом все сведения завершились. На деле оказалось несколько иначе. Тот же король, выпустил закон о всеобщем образовании, запретил ношения женщинами чадры, да и постарался уровнять их права наравне с мужчинами. Разрешил им учиться не только грамоте, но и получать высшее образование. Конечно получилось далеко не все, но я не раз видел довольных женщин на улицах городка, не прячущих свое лицо, да и часто встречал плакаты с изображением какой-то афганской певицы, одетой вполне по европейски. Да и в некоторых местах, женщины вполне органично смотрятся, исполняя ту работу, которую раньше доверяли только мужчинам. И это никак не связано с укладкой шпал, или перетаскиванием тяжестей, как в СССР, наоборот, если какая-то должность отдана женщине, то скорее та, где требуется внимательность и усидчивость. А камни здесь ворочают только мужчины. И кто интересно тогда больший эксплуататор?
Зарина-апа, тоже не сидела дома. Уж не знаю, чем именно она занималась, но обычно подоив козу, и выведя ее на лужайку, она, приготовив еду, куда-то уходила. Я же занимался по хозяйству, или же работал в мастерской. Правда материала там было не так уж и много, поэтому особенно развернуться возможности не было. Однажды в ее отсутствие, во дворе появился большой толстый, если не сказать большего, мужчина. Учитывая, что он вошел во двор, без стука, как к себе домой, то скорее всего это был брат моей хозяйки.
Я как раз в это время вытачивал балясину на крыльцо, взамен сломанной. Точнее уже занимался ее шлифовкой. Мужчина, дождавшись пока я закончу работу на станке, подошел, буквально обнюхал выточенную мною деталь, потом сравнил ее с той, что была сломана, и взята для образца, и произнес.
— Если бы я не видел напротив себя сопливого пацана, то подумал бы, что это сделал Ахунд Хорезми. — Так звался покойный муж Зарины. Ахунд, в переводе с арабского означает «ученый человек», и кого попало, этим словом никогда не назовут. — Я, Рахмдил Кушан. Брат Зарины.
— Ассаляму `аляйкум ва рахматуллах**, — ответил я строчкой из намаза, — я Арслан.
Будь я постарше, представился бы полным именем, а так как я еще несовершеннолетний, по сути сопляк в глазах уважаемого человека, кстати его прозвище «Кушан» означает — трудолюбивый, то от меня и не ждут полного имени. Скажу больше, назовись я полным именем, ко мне тут же могла прилипнуть какая-нибудь обидная кличка, снять которую будет чрезвычайно сложно. Другое дело, если кто-то потребует назвать фамилию отца, тогда да, нужно представляться полностью, а пока я никто, и звать меня никак. Исключение в этом делается только для детей дворянского сословия, или признанных потомков пророка Мухаммеда.
Мужчина, будто пропустил мой ответ мимо ушей, и потому произнес.
— У меня, к тебе вопрос, сынок.
— Я вас слушаю, устад***.
— Мне не хотелось бы обижать сестру, но этот дом, предназначался моему младшему сыну. Разумеется не сейчас, но…
— Я понимаю вас, и не претендую ни на что. Мне нужны жилье и работа, только до совершеннолетия, а сейчас мне всего шестнадцать. Но если вы решите, что я лишний здесь, я подчинюсь вашему приказу, мне не нужны неприятности. Зарина-апа, сама предложила мне остаться здесь…
— Можешь не продолжать. Два года, не тот срок, о котором нужно говорить. — Махнул рукой мужчина. — Зария, долгое время жила одна, а такое очень тяжело не только для женщины. В общем, я не против. Кстати, если нужна работа, могу, кое-что предложить. Сестра подскажет, где меня найти.
На этом мы и расстались, правда, совсем ненадолго. Уже на следующий день Рахмдил Кушан появился в доме, в тот момент, когда здесь была Зарина. Та видимо заподозрила, что-то неладное, или решила дать ему нагоняй за какие-то прошлые грехи, и накинулась на него с упреками. Мужчина деланно уворачивался от сестры, и корчил гримасы раскаяния, хотя нет-нет, а на его лице и мелькала довольно счастливая улыбка. Отходив брата полотенцем, Зарина-апа, наконец успокоилась и воскликнула.
— Ну и что ты приперся, старый развратник? Вот узнает Гульнара о твоих похождениях, и точно до развода дойдет.