Побег от Гудини. Охота на дьявола

Я вспомнила свои терзания по поводу организации дня рождения Томаса, и мне стало стыдно. Пока я страдала над десертами и французскими деликатесами и оплакивала потерю разукрашенной обуви, всего в нескольких кварталах от меня люди с трудом боролись за выживание. Я подавила отвращение и подумала о человеке, которого здесь убили. Мир должен стать лучше. И даже если это невозможно, то мы, его обитатели, должны больше стараться.

Я собрала всю свою решимость и медленно пошла по коридору, пробуя тростью доски пола, проверяя, не провалюсь ли. Перед номером стоял полицейский, который, к моему удивлению, кивнул, когда мы с Томасом подошли. В его глазах не было презрения или насмешки. Ни я, ни мои юбки его не смущали, что создавало хорошее первое впечатление о полицейском управлении Нью-Йорка. По крайней мере пока.

– Доктор ждет вас обоих. – Он толкнул дверь и отступил. – Осторожнее. В номере тесновато.

– Спасибо, сэр.

Я смогла войти, но свободного места было немного. Томас прошел следом за мной, и я остановилась, чтобы бегло осмотреть комнату. Обстановка весьма скромная: одна кровать, одна тумбочка, одно драное, пропитавшееся кровью покрывало. Пройдя дальше, я увидела, что кровью забрызгано не только оно.

Дядя стоял над узкой кроватью и показывал на жертву. Мой пульс замедлился. На секунду показалось, будто я перенеслась на место убийства мисс Мэри Джейн Келли. Это было последнее и самое жестокое преступление Потрошителя. Мне не нужно было подходить ближе, чтобы увидеть: женщину практически выпотрошили. Обнаженное тело ниже шеи было все исколото ножом.

Я больше почувствовала, чем увидела, как Томас обошел меня, и подвинулась, чтобы взглянуть на него. Юноша чуть не пританцовывал на месте, его глаза горели отвратительнейшим образом.

– Там труп, – хрипло прошептала я.

Невероятно, как он мог вести себя, словно это обычная послеобеденная прогулка по берегу реки.

Томас отпрянул, прижав руку к груди. Он перевел взгляд с меня на труп и округлил глаза.

– Правда? А я-то был уверен, что это Зимний бал. Жаль, что я надел свой лучший костюм.

– Как умно.

– Ты же говоришь, что тебе нравятся мужчины с большим…

– Стоп. – Я подняла руку. – Умоляю. Здесь мой дядя.

– Мозгом, – все равно закончил он, улыбнувшись, когда я покраснела. – Уодсворт, я действительно потрясен тем, какое направление принимают твои непристойные мысли. Мы на месте преступления, имей совесть.

Я скрипнула зубами.

– Почему ты такой болтун?

– Если хочешь знать, это…

– А вот и вы.

Дядя походил на человека на грани срыва. Я никогда не могла понять, была ли для него смерть утешением или раздражителем.

– Освободите помещение!

Полицейский медлил, глядя на дядю, словно тот лишился здравого смысла. Дядя повернулся к мужчине в костюме и вопросительно поднял брови.

– Инспектор Бирнс? Мне с моими учениками нужно осмотреть место преступления. Пожалуйста, велите своим людям подождать в коридоре. Сюда уже набилась половина Манхэттена. Если потревожите что-нибудь еще, мы будем для вас бесполезны.

Инспектор оторвал взгляд от жертвы и внимательно посмотрел на дядю, а потом на нас с Томасом. Если его, американца, и раздражало, что какой-то англичанин выгоняет его с места преступления, он этого не показал.

– Хорошо, ребята. Дадим доктору Уодсворту немного времени. Идите опросите соседей, может, они что-то видели или слышали. Хозяйка говорит, что видела мужчину. Составьте описание. – Он взглянул на дядю. – Сколько она тут пролежала?

Дядя покрутил кончики усов, он осматривал тело с тем хладнокровием, которому учил нас с Томасом.

– Не больше половины суток. Может, меньше.

Инспектор Бирнс кивнул, словно так и думал.

– Свидетели говорят, что она сняла этот номер вчера вечером, между половиной одиннадцатого и одиннадцатью часами.

Дядя снова осмотрел жертву, глядя будто бы сквозь нее и погружаясь в то самое хладнокровное состояние, необходимое для поиска улик. Лондонцы считали его бессердечным. Они не понимали, что ему пришлось ожесточить свое сердце, чтобы избавить их от мучительной неизвестности о судьбе близких.

– После вскрытия мы будем знать больше, – сказал он, знаком показывая на свою медицинскую сумку, – но на первый взгляд, судя по степени трупного окоченения, она скончалась между пятью и шестью часами утра. Однако эта оценка может измениться, когда мы соберем больше научных фактов.

Инспектор Бирнс застыл в дверном проеме, его лицо оставалось бесстрастным.

– Вы расследовали убийства Потрошителя.

Это был не вопрос, а констатация факта. Помедлив всего мгновение, дядя кивнул.

– Если это работа того больного ублюдка… – Инспектор покачал головой. – Нельзя допустить, чтобы эта новость разошлась, это может породить панику и беспорядки. Я уже говорил это и скажу снова: здесь не Лондон. Мы не провалим это дело, как Скотленд-Ярд. Через тридцать шесть часов, а может, даже раньше, подозреваемый – или сам чертов Джек-потрошитель – будет сидеть в тюрьме. Это Нью-Йорк. Мы тут не возимся с сумасшедшими убийцами.

– Конечно, инспектор Бирнс.