Побег от Гудини. Охота на дьявола

– Кресуэлл, во имя королевы, какое отношение имеют мои пальцы к объяснению в любви?

– Прямое.

– Я…

Он накрыл мои губы своими. В отличие от других поцелуев украдкой, начинавшихся медленно и нежно, в этом чувствовалось страстное желание. Каждое прикосновение губ и языков зажигало новую искру, и вскоре мое тело охватило пламя. Судя по жарким поцелуям и бесстыдным рукам, мы оба больше не хотели сдерживаться. Мы ступили на опасную почву, отчего падение казалось еще более захватывающим.

Томас все еще стоял на коленях передо мной, так что я притянула его ближе, он обвил мою талию обеими руками и инстинктивно прижался ко мне. Оставив мои губы, он принялся целовать мою шею и гладить бока, не пропуская ни дюйма. Собрав мои волосы в кулак, он бережно запрокинул мою голову, открывая горло, и я чуть не потеряла остатки здравого смысла. Не знаю, кто сделал следующий шаг, но внезапно его сюртук оказался на полу, а следом и мой пеньюар.

Прохладный воздух овеял кожу, и я не сдержала резкий вдох. Пеньюар сохранял хоть какую-то благопристойность, ночная сорочка же не оставляла простора воображению. Даже в приглушенном свете мое тело было прекрасно видно. Словно только что осознав это, Томас сел на пятки, быстро и неровно дыша, совсем как я.

На краткий миг он показался неуверенным.

– Это все, что нужно, чтобы закрыть твой порочный рот? – Я подняла бровь в надежде, что колкость скроет мое собственное нарастающее смущение. Мы были одни в спальне, полураздетые, в ночь перед свадьбой. Я лихорадочно искала причину отослать его прочь. – Если бы я знала, то давно бы уже оделась так.

Взгляд Томаса метнулся к моему лицу. В нем читалась такая неприкрытая страсть, что я проиграла свою тщетную битву с викторианской моралью. Он выглядел как мужчина, который обнаружил свое сокровенное желание во плоти и жаждет тотчас им овладеть. Я поняла, что его сдерживают только уважение ко мне и моему выбору. Один едва заметный кивок – и он сорвется.

Пульс зачастил, когда я молча дала ему разрешение, отчаянно, почти до боли желая, чтобы он снова касался меня. Томас Кресуэлл никогда меня не разочаровывал. Он подался ко мне, втиснувшись между моих ног.

– Твоя сорочка прекрасна, но меня привлекает и пленяет твой ум.

Он обвел взглядом тонкое кружево и смял полупрозрачную ткань на моем бедре, вызвав новую волну желания. Его прикосновения опьяняли. Я против воли выгнулась, стремясь к большему.

– Твое тело…

Его взгляд задержался на лентах. Я наслаждалась элегантностью сорочки и чувствовала себя в ней одновременно дерзкой и нежной. Томас, похоже, оценил ее по другим причинам и больше не скрывал, как сильно хочет меня. Я глубоко вдохнула и подавила порыв полностью раздеть его. Если он и дальше будет так на меня смотреть, я потеряю контроль.

– Сила духа.

Обжигающий взгляд Томаса прошелся по мне, не упуская ничего, и чем ниже он опускался, тем более неровным становилось его дыхание. Если бы взглядом можно было съесть, он бы меня проглотил целиком. И я хотела большего. В пальцах ног зародилось тепло и, словно мед, распространилось по телу. Казалось, будто Томас догадался, куда поднимается тепло, и был не против проследить сладкий путь губами. От этого образа у меня чуть сердце не остановилось. Я вцепилась в края скамейки в тщетной попытке взять себя в руки.

Неправильно расценив мою реакцию, Томас застыл.

– Я должен уйти…

Я уставилась на его губы, стараясь укротить эмоции. Он должен уйти в свои комнаты. И я должна его отпустить. Наша добродетель сможет отправиться к черту всего через несколько часов, после свадьбы.

Но вместо того, чтобы согласиться, я притянула его к себе, схватив за пояс брюк. Я больше не хотела ждать. Он был нужен мне. Неожиданно засмущавшись от своего порыва, я отвела глаза.

– Останься сегодня со мной. Прошу.

Томас поднял мой подбородок и пристально посмотрел в глаза, и я с полной уверенностью поняла, что он даст мне все, чего я захочу, и даже больше.

– Навсегда, Одри Роуз.

На этот раз наши поцелуи были осторожными и неспешными, и все же ненасытными. Нас больше ничто не сдерживало. Ничто не мешало поддаться основным инстинктам. Моя нагота и беззащитность разбудили в Томасе нечто, возможно, неведомое ему самому. Я не могла думать ни о чем, кроме его пальцев и губ. Тех мест, которых они касались, исследовали, гладили. Исчезло общество. Исчезли правила. Не осталось никого и ничего, кроме нас двоих, полностью потерявшихся в своей маленькой вселенной, где наши тела были неизведанными галактиками.

Когда Томас отстранился и посмотрел мне в глаза, я поняла, что он увидел ответ на свой невысказанный вопрос. Не произнеся ни слова, он поднял меня с бархатной скамейки и перенес на кровать, удобно устроившись сверху.

Ни один из нас не делал этого раньше – не любил так яростно или свободно, – и, не задумываясь о деталях, я полностью отдалась чувствам.

– Я люблю тебя, Одри Роуз.