Побег от посредственности

Время шло, в абсолютной тишине они пролезали щелями, были слышны даже малейшие движение или выдох, тропа резко спускалась, каждый шаг должен был быть осторожным, чтобы не привести к сдвигу или падению камней. Ричард временами ударялся головой о потолок, деревянные балки крест-накрест вновь напомнили ему шахту в Австралии. Как мала разница между действительностью и воображением, как незаметна граница между жизнью и смертью. Человеческий мир ничтожен по сравнению с тем, что есть около нас. Как я мог настолько уйти в себя? Типичный паразитирующий индивидуалист, который хочет от общества как можно больше, отгородиться, выделиться, «грести все под себя». Сколько во мне от Ирода? Может быть, я нашел потерянную связь со светом, природой, родом, людьми? Я не один на свете! Подозреваю, кто я. Ничтожность и одиночество в нас, потому что мы насильно отделились. Вселенная – наш дом, мы – его часть, и, если не будем сопротивляться, мы можем связаться с ним когда угодно. В приливе эйфории Ричард рассмеялся вслух. А как насчет того, чтобы сдерживать себя?

– Тихо! – резко прошипела Виктория. – Не двигайтесь.

Оба присели на землю. Где-то над ними прозвучали приглушенные шаги. Радость Ричарда не утихала, мир вокруг него становился видимым, ему даже не нужно было зрение. Он немного проник в мысли Виктории и оказался в запыленном полупустом коридорчике. К его удивлению, в конце оказалась дверь, которая тяжело и медленно открылась, он зашел внутрь.

Юная девушка поднималась по эскалатору метро. «Виктория!» Она повернулась и увидела Давида. У нее перехватило дыхание. Ее большая студенческая любовь. Статный герой романов. Мама Давида была украинка, а папа – немец. Возможно, поэтому он был ей так близок – тоже, по сути, ничему не принадлежал. Он говорил на пяти языках, ничего и никого не боялся. Они учились вместе в гимназии. В отличие от нее, он говорил по-чешски практически без акцента. Все девушки обожали его широту и прямодушие. Он обладал какой-то внутренней силой, был неразговорчив и все время слегка улыбался, по крайней мере, ей так казалось.

Иногда они встречались на приемах, чувствовали взаимную симпатию, однако он всегда был занят.

Давид взбежал к ней и прижал к себе – самое большое блаженство! Лишь мгновение она сомневалась, потом слегка обняла его. Умирая от нежности, погладил ее по волосам, посмотрел ей в глаза – так близко, что невозможно выдержать. Она деликатно высвободилась из его объятий.

– Виктория! Как дела? Ты не представляешь, как часто я о тебе вспоминал. Мне бы в голову не пришло, что встречу тебя здесь. Что ты делаешь в Москве?

– У меня же советское гражданство. – Она старалась говорить спокойно, но голос дрожал. – Мне нужно в Армению.

Привлекательность Давида давила на ее – она не могла как следует перевести дух.