Побег в пустоту

Это было бы здорово! Тогда Лика могла бы точно знать, что все у него получилось, и спать после этого гораздо спокойнее. Если только он сейчас, прямо в машине, все Владу не выболтает, они не посмеются на пару над ее причудами и — как самый невинный вариант — тут же обо всем этом не забудут. Лике почему-то не верилось, что Юрий способен так ее подставить. Но богатый жизненный опыт был готов привести подходящие примеры из прошлого, так что уверенной на все сто она не могла быть ни в чем и ни в ком, кроме одной лишь себя. Проводив взглядом машину, скрывшуюся за сдвигающимися воротами, Лика задержалась во дворе. Никуда не торопясь, оглядела его вдруг как-то по-новому. Как и уборщица, дворник тоже приходил сюда два раза в неделю. Но Лика, так до конца и не сумевшая осознать этот дом как свой, не требовала от него ничего, кроме поддержания порядка. А вот сейчас, глядя, как стремительно пролетевшее лето окончательно покидает этот мир, она вдруг подумала, что неплохо было бы у ворот, пока еще не поздно, сирень посадить. Чтобы разрасталась, цвела по весне, а ветер разносил бы ее аромат. И пионы. Лика их обожала. Надо будет для них местечко найти. Это будет не сложно — сажай куда вздумается, потому что Анжелка отдавала преимущество обычным газонам. Видимо, не любила земледелия ни в каком виде и свой участок не замечала в упор. Судя по ее дневникам, она и в летний лагерь, подразумевающий общение с природой, ездить ненавидела. И в деревне всего раз в жизни была… Стоп! Лика вдруг подобралась, и сердце забилось быстрее. А с чего бы Анжелку вообще понесло в ту деревню? Да не просто понесло — она там около двух месяцев провела. Когда это было? Эх, жалко, что Лика поторопилась уничтожить ее дневники! Но у нее была хорошая память, а главное, что она перед сожжением читала эти записи очень внимательно, буквально пропуская через себя Анжелкину жизнь. Так что начинаем воссоздавать… Лика вошла в дом, села возле окна, по-прежнему глядя во двор. В каком году были сделаны те записи про деревню? Анжелке тогда стукнуло восемнадцать. Родители еще были живы. Что она там писала про них? «Узнают про щенка». Про щенка… которым какой-то Сережка ее «осчастливил». Именно так было написано, в кавычках. Явно Анжелка была не рада щенку. Она, судя по записям, вообще собак не любила, и за несколько лет до этого в штыки восприняла желание родителей «сукой обзавестись». Но там был какой-то другой случай, вроде как с бездомной собакой, а здесь… Почему бы Лике, читавшей эти записи, еще тогда было не задуматься о том, а что же это за «щенок» — то такой, ради которого Анжелка готова была ни много ни мало на два месяца себя в деревне похоронить, вместо того чтобы просто кому-то его сразу передарить?! Наверное, не задумалась потому, что истинного смысла этих слов в то время даже и не заподозрила бы! Вообще не могла себе представить, что такое возможно! Но вариант «передарить» даже и не рассматривался, просто потому, что был неосуществим. Потому что вовсе не о собачоныше тогда Анжелка писала, нет! Щенком она называла ребенка! Неизвестного Сережку — сейчас такого в окружении не наблюдалось — она проводила в армию. От родителей, выходит, беременность скрывала до последнего. А потом уехала к старой тетке, сестре папиной мамы, якобы в тиши готовиться к институту. На самом же деле — чтобы тайком родить, под носом у полоумной старухи. Так, чтобы мать с отцом ничего не узнали, потому что иначе «притащили бы этого щенка домой», Анжелке же «совсем не светило с этой живностью возиться». Да, не зная доподлинно о факте рождения ребенка, невозможно было даже предположить, что в своих записях Анжелка пишет именно о нем! Шифровалась? Возможно! Но Лике все равно не по себе было вспоминать прочитанное. Для этого и еще одна причина была: почему бы Анжелке было все-таки не признаться во всем родителям? Ну, заявила бы им в своей обычной манере, что ребенок ей не нужен! И что она не собирается его растить! Эти люди все равно не оставили бы внука и взяли бы всю заботу о нем на себя. Анжелка-то что при этом теряла? Упреков боялась с их стороны? Вряд ли, потому что при любых других обстоятельствах не стеснялась их зарабатывать. Так, может быть… Все старые Ликины подозрения вспыхнули с новой силой. Ведь если Анжелка уже в то время задумывала избавиться от родителей, то все тогда вставало на свои места! Ребенок никак в эту схему не вписывался, потому что после смерти бабушки с дедом с ним больше некому было бы нянчиться, Анжелке он был не нужен. Вот она, уже тогда строя свои черные планы на будущее, и решила вообще не приносить его домой. Хорошо, если не прикопала после рождения где-нибудь в деревенском лесу! Но, поразмыслив, Лика решила, что нет, вряд ли. Анжелка не решилась бы рожать одна, без посторонней помощи и в несоответствующих условиях, для нее такое испытание было бы слишком суровым. Значит, скорее всего, малыш был оставлен в ближайшем роддоме. А потом она вернулась домой, поступила в институт, и спустя какое-то время… Снова и снова Лика задавала себе вопрос: так ли случайно подломилась верхняя лестничная перекладина под ногой у Анжелкиного папы? Или долгожданную свободу, а также квартиру, дачу, машину и накопления родителей Анжелка обрела не без собственного вмешательства? В общем-то Лику это касаться было не должно, и ее собственного преступления нисколечки не оправдывало. Но ей почему-то было жалко этих людей, очень, до слез.