Читаем Побег в Тоскану полностью

– Спасибо, – сказала я, потому что ничего больше не смогла придумать. – Спасибо, что дали мне его. И спасибо за… – Мне хотелось сказать «за то, что вы мне доверяете, за то, что говорите со мной как со взрослым человеком, с товарищем». – За гостеприимство, – закончила я.

– В доме моего Отца много углов, – проговорил дон Ансельмо.

Клянусь – в этот момент я услышала, как прямо над нами кто-то ходит. Может, я додумала эту деталь задним числом, ведь только позже, много позже я узнала, что отважный старый священник открыл свой дом для всех, кто в этом нуждался. Солдаты союзных войск, раненые партизаны, евреи, бежавшие от ареста, – все они в какой-то момент попадали в Ромитуццо и пережидали опасность в одной из верхних комнат.

В ту ночь я сидела на краю постели, разглядывая нелепую вещицу. Я и поныне верю, что дон Ансельмо дал мне ее для самозащиты. Он был хорошим человеком и добрым пастырем, а самоубийство в те дни считалось непростительным грехом. Дон Ансельмо никогда не толкнул бы меня на этот путь. Но я с леденящей ясностью сознавала, что если меня схватят немцы или фашисты, пытаться бежать бесполезно. Мне придется приставить дуло к собственному виску.

С того дня и до самого Освобождения я носила револьвер в лифчике. Конечно, мне не пришлось стрелять из него. Я ведь сейчас с вами, верно? Но после войны прошло много лет, мои дети успели стать взрослыми – а я все еще спрашивала себя, как бы я поступила, если бы меня схватили. Хватило бы мне решимости действовать быстро – или я привела бы гестапо к дверям дона Ансельмо? Мне хочется думать, что хватило бы. Мне хочется думать, что Господь все понял бы.

7

Тори

– Ma non ha nessuno a Firenze?[13] – Федерика, хозяйка квартиры, бросает на меня косой взгляд.

С головы до ног в черном, седое каре стального оттенка, красная помада, стразов на дизайнерских кроссовках еще больше, чем у Кьяры. Они с Кьярой говорят уже минут двадцать, а мы с Марко пристроились у окна, делая вид, что не слушаем. Предполагалось, что мы просто подпишем контракт, но получились настоящие переговоры.

– Niente fidanzato, niente parenti, niente amici?[14]

– Она спрашивает, правда ли у вас во Флоренции никого нет, – переводит Марко. – Ни партнера, ни родственников, ни друзей…

– Я поняла, – прерываю я, а Кьяра тем временем что-то тихо и быстро говорит Федерике. – Это плохо?

– Нет-нет. Она просто тревожится за вас. Я так думаю.

– Ma non parla neanche italiano, lei[15], – продолжает Федерика.

Я не могу пустить дело на самотек. Как это я не говорю по-итальянски? Кашлянув, я объявляю:

– Il mio italiano е un po’ arrugginito, ma sto reimparando[16].

Все улыбаются, хотя Федерика – несколько сконфуженно.

– Tori е brava, – бодро свидетельствует Кьяра в мою пользу. – Fa la scrittrice[17].

В комнате словно холодает.

– Scrittrice? – с легким ужасом в голосе произносит Федерика и буравит взглядом лежащую на кухонной стойке папку (счета за несколько лет, справка о состоянии банковского счета, а также моя последняя налоговая декларация), как будто папка может испариться.

– Giornalista, – вставляет Марко, но Федерика и Кьяра уже с головой ушли в переговоры. Папка снова открыта, документы разложены по всей стойке.

Я бросаю тревожный взгляд на Марко и шиплю:

– Писательница – это что, плохо?

– Да нет. У нас во Флоренции писателей любят.

– Тогда с чего такая суета?

– Потому что мы знаем, сколько платят писателям. А выселить жильца по итальянским законам невероятно трудно. – Марко вздергивает бровь.

Он что, шутит? Или нет?

Я оглядываюсь на Федерику и Кьяру. Они о чем-то оживленно говорят – похоже, даже спорят. Меня охватывает настоящая паника. Марко берет меня за руку:

– Это ритуальный танец. Иногда подписание контракта проходит без эксцессов, а иногда бывает как сейчас. Ничего личного.

– Я уже выписалась из отеля. И чемоданы привезла.

– Все будет хорошо. Поверьте мне.

Так и выходит. Депозит посчитан и пересчитан. Мы с Федерикой ставим свои подписи на каждой странице распечатанного в трех экземплярах договора, мне возвращают мою папку и дают еще одну – с копиями коммунальных счетов, которые мне предстоит переделать на свое имя («Я этим займусь», – обещает Кьяра). Я получаю пароль от вайфая, пачку инструкций к бытовой технике, а также длинный список с указаниями на предмет того, куда, как, когда и какой мусор выбрасывать. Мне демонстрируют небольшую потертость на подоконнике в спальне и пятнышко в углу ванной, где треснула плитка и трещину пришлось замазать. После чего вручают две связки ключей, показывают, как обращаться с задвижкой, и объясняют, как работает термостат, хотя объяснений я не понимаю. Наконец Федерика целует меня в обе щеки, произносит: «Добро пожаловать во Флоренцию», выдает поток инструкций Кьяре и уносится, крикнув «Arrivederci!».

Перейти на страницу:

Похожие книги

50 музыкальных шедевров. Популярная история классической музыки
50 музыкальных шедевров. Популярная история классической музыки

Ольга Леоненкова — автор популярного канала о музыке «Культшпаргалка». В своих выпусках она публикует истории о создании всемирно известных музыкальных композиций, рассказывает факты из биографий композиторов и в целом говорит об истории музыки.Как великие композиторы создавали свои самые узнаваемые шедевры? В этой книге вы найдёте увлекательные истории о произведениях Баха, Бетховена, Чайковского, Вивальди и многих других. Вы можете не обладать обширными познаниями в мире классической музыки, однако многие мелодии настолько известны, что вы наверняка найдёте не одну и не две знакомые композиции. Для полноты картины к каждой главе добавлен QR-код для прослушивания самого удачного исполнения произведения по мнению автора.

Ольга Григорьевна Леоненкова , Ольга Леоненкова

Искусство и Дизайн / Искусствоведение / История / Прочее / Образование и наука
После банкета
После банкета

Немолодая, роскошная, независимая и непосредственная Кадзу, хозяйка ресторана, куда ходят политики-консерваторы, влюбляется в стареющего бывшего дипломата Ногути, утонченного сторонника реформ, и становится его женой. Что может пойти не так? Если бывший дипломат возвращается в политику, вняв призывам не самой популярной партии, – примерно все. Неразборчивость в средствах против моральной чистоты, верность мужу против верности принципам – когда политическое оборачивается личным, семья превращается в поле битвы, жертвой рискует стать любовь, а угроза потери независимости может оказаться страшнее грядущего одиночества.Юкио Мисима (1925–1970) – звезда литературы XX века, самый читаемый в мире японский автор, обладатель блистательного таланта, прославившийся как своими работами широчайшего диапазона и разнообразия жанров (романы, пьесы, рассказы, эссе), так и ошеломительной биографией (одержимость бодибилдингом, крайне правые политические взгляды, харакири после неудачной попытки монархического переворота). В «После банкета» (1960) Мисима хотел показать, как развивается, преображается, искажается и подрывается любовь под действием политики, и в японских политических и светских кругах публикация вызвала большой скандал. Бывший министр иностранных дел Хатиро Арита, узнавший в Ногути себя, подал на Мисиму в суд за нарушение права на частную жизнь, и этот процесс – первое в Японии дело о писательской свободе слова – Мисима проиграл, что, по мнению некоторых критиков, убило на корню злободневную японскую сатиру как жанр.Впервые на русском!

Юкио Мисима

Проза / Прочее / Зарубежная классика
Услышанные молитвы. Вспоминая Рождество
Услышанные молитвы. Вспоминая Рождество

Роман «Услышанные молитвы» Капоте начал писать еще в 1958 году, но, к сожалению, не завершил задуманного. Опубликованные фрагменты скандальной книги стоили писателю немало – он потерял многих друзей, когда те узнали себя и других знаменитостей в героях этого романа с ключом.Под блистательным, циничным и остроумным пером Капоте буквально оживает мир американской богемы – мир огромных денег, пресыщенности и сексуальной вседозволенности. Мир, в который равно стремятся и денежные мешки, и представители европейской аристократии, и амбициозные юноши и девушки без гроша за душой, готовые на все, чтобы пробить себе путь к софитам и красным дорожкам.В сборник также вошли автобиографические рассказы о детстве Капоте в Алабаме: «Вспоминая Рождество», «Однажды в Рождество» и «Незваный гость».

Трумен Капоте

Классическая проза ХX века / Прочее / Зарубежная классика