Побег в Зазеркалье

Не терпелось заняться поисками Тамары, но сначала нужно приодеться сообразно эпохе, в которую попал. Щегольская кожаная курточка и вельветовые джинсы — одежда на все времена, но следом уже увязалась стайка любопытных, издали приценивались подозрительные, похожие на нищих, оборванцы. Базар был как раз для путешественника по времени, торговые ряды пестрели артефактами разных эпох, здесь было всё — от настоящих костяных монгольских луков со стрелами и до поющих голосом Шаляпина музейных граммофонов. Там, где торговали одеждой, больше всего народу собралось у прилавка за которым одноглазый, с серьгой в ухе, казак предлагал европейское женское бельё. На исцарапанном чьими-то когтями, крепко побитом, но ни в чем не виноватом, грудастом женском манекене красовался новенький пеньюар. Разглядывавшие его молодые широкоскулые монголки стыдливо хихикали, пряча лица за широкими рукавами своих халатов-ховонтэй. Пройдя торговыми рядами дальше, Денис не удержался и примерил перед чудом уцелевшей половинкой зеркала парчовый халат китайского чиновника-мандарина. Халат смотрелся, надел и прямиком в Запретный город, во Дворец Спокойного Долголетия мухой на полусогнутых. Хорошо, в широком ассортименте были представлены разнообразные военные мундиры, шинели, черкески, папахи. Красивая девушка с петербургским усталым лицом и в английском, набекрень, берете продавала напольные часы с боем. Подбирая озорные мелодии, аккомпанировала себе на балалайке. Дальше шли мясные ряды с жирными мослами и торчащими бараньими ногами. За порядком на базаре присматривали вооруженные винтовками буряты в собачьих шапках-малахаях и со знакомой уже, перевёрнутой свастикой на погонах.

Наконец Лагода набрел на то, что искал. Пошли в оборот серебрянные китайские доллары из оставленного Извицким кошеля. Приглянулся новенький, явно ещё не надёванный зеленоватый интендантский френч с накладными карманами, пасхальные брюки московского купеческого фасона пришлись впору. Бойких обозных молодцов, примерно в таком же одеянии, можно было встретить возле штаба Унгерна, примелькались. Из нарядного на выход, поторговавшись, купил ресторанный смокинг с бумажной хризантемой в петлице. Внезапно ожил стоящий рядом на земле патефон и голосом Вертинского начал петь под руку глупости: «Я любовник мамин, а она у мужа, старого, седого — твоего отца, так сказали люди…».[20] Старый казак в папахе с жёлтой лентой в сердцах сплюнул и зло сказал: «Развелось, понаехали из Расеи, понавезли пакости всякой, а кто их сюды звал, спрашивается, антилегентов ентих недорезанных! Видать чека в Москве плохо работает…».

В обновке Денис почувствовал себя уверенней, изменилась даже походка. Шел по улице вальяжным, довольным собой господином в котором угадывались большие возможности. Похожий на Сережу Есенина высокий блондин с голубыми задумчивыми глазами, хороший экспонат мужской породы. Раздвинулись перспективы. Гулявшие навстречу европейские дамы в невесть откуда здесь взявшихся, фасонных шляпках с перьями, прикрывшись от монгольского солнца зонтиками, бросали на Дениса обещающие нет, не многое, а обещающие всё и даже больше взгляды. Дамы начала XX века, интересно, как здесь с ними знакомятся, о чём говорят, куда приглашают? Хотя, куда-«куды» их здесь, в Урге, пригласишь? Вокруг караван-сарай какой-то, отовсюду скалятся свирепые каменные драконы и львы.

Некогда торговая улица, по которой шёл Денис, выглядела, как малобюджетная, но талантливо исполненная декорация к очередному на историческую тематику блокбастеру или фильму катастроф. Несколько до самого фундамента умело сожжённых домов, в остальных через одно выбиты окна, куда-то позаимствованы на минутку двери. Перекошенные, на одном гвозде, знакомые по фильмам вывески, некоторые по-китайски, остальные все на русском: «Чай Кудиярова», ниже сокрытая реклама «Поставщик двора яго императорского величества», дальше по улице — «Лавка колониальных товаров», «Шорникъ из Петербурга Улюлюкин», «Аптечный магазинъ» — маркеры эпохи. Некоторые здания уже привели в порядок, «Трактиръ „Парижъ“», к примеру. Под крест накрест прошитой из пулемёта вывеской «Меховая торговля. Зильберштейн, Тишкин и компания» нагрели себе местечко гадатели на бараньих лопатках и верблюжьих потрохах. Рядом задумчиво потряхивал бубенчиками шаман.