Побег. Записки следователя

– Вчера, как я знаю, приболела она. Кинолог Бакланов возил её к ветеринару. После ветеринара куда Бакланов её дел, не знаю. Вечером, когда я уходил с работы, собаки во дворе не было.

– Была бы собака в ту ночь на своём месте, вряд ли беглецы бесшумно ушли бы со двора. Собака им точно помешала бы. Подняла бы лай.

– Конечно, услышав лай собаки, дежурный принял бы какие-то меры, неохотно отозвался Джек.

– Тебе не кажется, Джек, что этим беглецам очень повезло? То стена камеры оказалась трухлявой, то собаки не было на месте. Им-то вот повезло, а как нам было тяжело установить и задержать Джангирова и Исмаилова, помнишь?

Дмитриченко грустно вздохнул и, отрешённо взглянув в сторону, сказал:

– Их преступления не скоро выветрятся из моей головы. Такие преступления и как они раскрывались, не забываются. Да, сколько сил, энергии, ума, сколько нервов, сколько бессонных ночей… Всё насмарку, всё заново надо начинать, в сердцах заключил Дмитриченко. Всё это из-за этих безмозглых, безответственных постовых…

– Что теперь сделаешь. После драки, что толку кулаками махать. Что было, то прошло. Представляешь, Джек, как ты сказал, скоро прибудет областное начальство и начнёт косить траву направо и налево. А если вдуматься, ведь это же начальство не один раз приезжало с проверкой в отдел и в том числе, КПЗ проверяло. И я с полной уверенностью могу предполагать, что оно не обращало внимания на трухлявость здания. Теперь, будь спокоен, обратит!

– Ещё как обратит! – вставил слова Дмитриченко. Всю вину возложат на руководство отдела и постовых. О себе забудет, как пить дать. Мне вот жалко начальника КПЗ. Его недавно назначили, не успел по-настоящему войти в роль, а тут, натесь, ЧП!

Я сочувствую им, поддержал я Дмитриченко, но вину с них тоже нельзя снимать. Как так, считай за двое суток не произвели ни одной проверки камер. Хотя бы заглянули в глазок. Это просто: ходишь по коридору, подошёл к камере, загляни в глазок, прислушивайся. Это же, действительно, безобразие, безответственность! Меня сейчас, Джек Фёдорович, беспокоит совсем другое. Переживаю за уголовное дело по обвинению Джангирова и его подельников. Я двух из них ознакомил с делом раньше, а Джангирова и Исмаилова вызвал на понедельник, для ознакомления. Не понимаю, почему их раньше времени привезли? У меня срок расследования по ихнему делу истекает через пять дней.

– А сроки содержания под стражей, как? неожиданно задал вопрос Дмитриченко.

Я задумчиво глянул на него и сказал:

– Сроки содержания под стражей Джангирова и Исмаилова истекают через пятнадцать дней. Я сейчас в глубоком тупике.

– Это почему же? спросил Джек.

– Как почему? Сколько времени потребуется или уйдёт, пока задержим беглецов, одному богу известно. Вот и думай: продлевать сроки содержания под стражей или ждать… Мне ведь, по сущности, через пять дней надо подготовить постановление о продлении срока следствия к областному прокурору. Вовремя не продлишь, получишь нагоняй.

Продлю срок следствия, а через пять дней снова к прокурору уже с постановлением о продлении срока содержания под стражей. Считай, день пропал, пока съездишь в область. В общем, не знаю, что делать, как мне быть? Я на распутье. Что ты предложишь, Джек?

– А ты, Рудольф, пока держись за серединку, – посочувствовал мне опер, авось повезёт, задержим их до истечения сроков.

– Хорошо ты сказал, Джек. Твои слова, может, дойдут до Бога. Спасибо!

Закончив осмотр снаружи, мы зашли внутрь здания.

– Да-а, намерения у ребят были серьёзные, вслух произнёс я, когда мы зашли в камеру, откуда сбежали мои подопечные, увидев, какой объём работы они произвели. Глянь, Джек Фёдорович, даже парашу до верха заполнили мелкими камнями и песком, а под кроватью под ней всё пространство заполнено камнем. Аккуратно сложено. Если глянуть в глазок, интересно, заметил бы постовой? А ну-ка, Джек Фёдорович, загляни в глазок, а я прикрою одеялом кровать до пола и подушкой прикрою дыру.

Дмитриченко вышел из камеры, закрыл дверь.

– Ну как, видно что-нибудь? – громко спросил я.

– Так, конечно, незаметно, но, когда беглецы работали, несомненно постовой увидел бы, если хоть разок заглянул в глазок. Заглянет он, жди, лучше лишний раз вздремнёт! – продолжал ворчать Джек.

– Джек Фёдорович, а ну-ка, прислушайся, я буду ходить и чуть-чуть пошумлю, услышишь? Я стал ходить по камере туда-сюда. Потом несколько раз садился на кровать, поднимался, камни под кроватью слегка пошевелил.

Открылась дверь, и вошёл Дмитриченко.

– Знаешь, Рудольф Васильевич, я слышал твои шаги, но шума от камней не слышал. Ты, вероятно, очень тихо шевелил. Я уверен, если я слышал твои шаги, то, когда камни из стены вытаскиваешь, потом складываешь под кровать, тут уж, извини…

– Я с тобой полностью согласен. Не слышать, не заметить мог только глухой и слепой или который не хотел слышать и видеть. Смотри, вот ручка от ложки. Ведь скребли ручкой, а тут без шума никак не обойдёшься. Как бы не старался скрести тихо, ничего не получится. Вторую ручку нашёл Джек Фёдорович. Она валялась за парашей.