Побережье Сирта

Между тем солнце уже клонилось к закату. Я ехал несколько часов, но ничто на этих открывшихся взору равнинах не возвещало о приближении развалин, ломаные очертания которых я силился разглядеть на гладком горизонте. Какое-то время я продвигался в направлении одиноко стоящей и довольно густой рощицы, окаймлявшей лагуну, куда, к моему удивлению, направлялись также еще совсем свежие следы машины, проехавшей по узкой тропе и изрядно поломавшей камыши, срезанные стебли которых виднелись повсюду. Пока я терялся в догадках, размышляя о том, что могло привести Марино и его лейтенантов в этот отдаленный лесок, до моего слуха неожиданно донеслось удивительное журчание ручья; камыши уступили место смешанному кустарнику, потом густой лесной чаще, и я вдруг оказался на улицах самой Сагры.

Джованни не лгал. Сагра оказалась чудом барокко, невероятным и тревожным смешением природы и искусства. Вода из очень древних подземных каналов, под давлением поступавшая из расположенных в нескольких милях источников, в конце концов просочилась сквозь стыки каменной кладки на улицы города; в результате мертвый город со временем, по прошествии веков, превратился в мощеные джунгли, в висячий сад из могучих стволов, в гигантомахию деревьев и камня. Пристрастие Орсенны к массивным и благородным материалам, к граниту и мрамору, еще более подчеркивало ту щедрую и показную ярость, которая чувствовалась в этой борьбе буквально повсюду; повсеместно бросалась в глаза самонадеянная, совсем как у цирковых силачей, демонстрация мускулов, которая проявлялась в нарочитом сопротивлении материи, сталкивающей разные свои выступы; тут нависший над зияющей пустотой балкон пытается вырваться из жестоких объятий ветвей, там накренившаяся и готовая вот-вот запрокинуться стена сопротивляется мощному напору пружинистого ствола — все это, казалось, нарушало законы тяготения, создавая навязчивое ощущение замедленного показа взрыва или запечатленного на снимке момента землетрясения.

Удивленный, я продвигался в этой зеленой полутьме, где солнечный свет, стекая по неподвижным ветвям, ложился узорчатой сеткой на истертую мостовую. Тяжелая влажность тянулась по земле, покрывая песчаник бархатистым мхом, который приглушал все шумы, кроме звонкого и очень чистого журчания воды, сочившейся отовсюду быстрыми ручейками, беспечно стекавшей по камням, как после только что закончившейся бомбардировки или пожара.

Я привязал лошадь к одной наполовину распавшейся дверной раме и пошел бродить наугад по проспектам, спотыкаясь порой о насыщенные влагой груды сгнивших листьев. Судя по всему, Сагра была не столько городом, сколько банальным базаром, в шахматном порядке разбросавшим по берегу лагуны свои немногочисленные улицы. Первые этажи домов, в глубине которых виднелись крепкие сводчатые залы и просторные подвалы с обвалившимися над ними частями мостовой, свидетельствовали о том, что это были в основном магазины и хранилища; кое-где в глубине буйных садов, превратившихся в заросшие зеленью крепости, угадывались призрачные профили богатых вилл. Однако сумрак и полнейшая неподвижность как бы заключали эти жалкие обломки в своеобразный магический кристалл, навевали сон и во сне под звуки текущей из родников воды словно звали давно исчезнувших жильцов вернуться к своим скромным занятиям и начать ткать вокруг колодца, вокруг прачечной те неизбывные жесты, при виде которых забьется бешено сердце от ощущения вечности жизни. У меня появлялось внезапное тревожное желание разбудить на мгновение эхо этих улиц, окликнуть какую-нибудь живую душу в лабиринте безмолвия.

Однако, разумеется, там никого не было. На улицах, и без того темных, становилось все темнее, и я уже совсем было решил возвращаться, как вдруг мне послышался легкий шум волн, после чего я почти сразу же неожиданно оказался на берегу водоема неправильной формы с плещущейся в нем водой — это был бывший порт Сагры. Его окружали большие деревья, нижние ветви которых купались в волнах, оставляя незатененной лишь центральную часть водоема. Тут мой взгляд привлек наполовину скрытый в тени деревьев необычный силуэт, поблескивавший металлом в слабом предвечернем свете: у разрушенного пирса стоял на причале небольшой корабль.

Я инстинктивно отпрянул назад, за деревья, как-то моментально осознав, что нужно во что бы то ни стало не выдать своего присутствия. Мне сразу припомнились следы на тропинке. И тут же где-то в глубинах памяти появился другой образ, еще более отчетливый. В этом неопределенном, пока что едва угадываемом силуэте что-то напоминало мне видение, промелькнувшее на берегу перед Адмиралтейством.