Побеждая — оглянись

— Не верится, что от этих тщедушных и скотоподобных семь поколений страдать будут. Мир велик! Не верю я гунну! Нет зелёных равнин за Горган-морем. Говорили аланы, говорили сарматы: «Там край земли!».

А кольчужники так решили:

— Не бывает крылатых коней!

До ночи успели выдолбить в мёрзлой земле глубокую скудельницу[50]. И погребли в той скудельнице всех, кто пал: гунна рядом с антом и леттом положили. Связали помосты: древка копий накрест, концы копий вдели в ремённые петли, а ремни укрепили на конях. Сверху положили щиты и постелили плащи-корзно. На такие помосты укладывали раненых.

Глубокой уже ночью покинули поле. Отъезжая, долго ещё слышали люди грызню и копошение зверья у оставленной скудельницы. Волчий рык сменялся звонким лаем лис. Лисье же тявканье карканьем Ворона отзывалось:

— Скаредно[51]! Скаредно дело! Скаредно!

Так неслось вослед дружине злое разноголосие, песнь неслась во славу ненасытного нутра, урчащей утробы. Но высока насыпь над скудельницей, и велика глубина её, и комья смёрзшейся земли тяжелы были.

Глава 15

  близ града Веселинова, в том же чёрном лесу, что стоит в стороне от людских троп, в стороне от засек, появился ночью прежний всадник, всадник скрытого облика. Конь его стройный, высокий, древних кровей настороженно стриг ушами; поводя глазами в темень, блистал белками. И всхрапывал, и позванивал железными удилами.

Там же, у приметной лесной горки, под высокой елью потянул всадник уздечку, стал, не спешивался. Успокаивая коня, поглаживал ладонью ему гриву; склонившись над ухом, тихие говорил слова.

Вот застучал-затрещал в стороне кустарник. И прежний шлемоносец вышел на сумрачный свет. Сам худ, зол. Одежда изодрана, через дыры проглядывает потемневшая от ржавчины кольчуга. Увидел всадника, ступил шлемоносец вперёд и молвил:

— Сван[52]! Сван! Дух-двойник, прочь!.. — восклицанием этим кого угодно можно смутить.

Молчал в недоумении всадник. Шлемоносец продолжал:

— Смерть пророчить пришёл? Слышу, пахнет смертью. А ты снова встал на пути моём предвестником чёрным. Тень судьбы! Сойди с коня, схватимся, сван! Пусть древо ты с могучими корнями, пусть скала ты с твердокаменной основой, но не отступлю я. Корни из земли повыдергаю, основание твоё расшатаю. Повалю ствол, раскидаю каменья. Сойди с коня!..

— Да ты не в уме, побратим. Ты не узнал меня!

— О!.. Не узнать тебя трудно. Всякий знает! Ведь ты гот, кто раздваивается. Ты и человек, и тень его, ты и гость, и хозяин. Ты вода и огонь. Ты — сван. В тебе и сокольное есть, и есть в тебе нечто от змей...

— Где смысл в словах твоих, не разберу?

— Не ищи смысла в том, что тебе постигнуть не дано. Лесище сучковатое! Научи лучше, как волком обернуться, как по-волчьи выть. Мил мне стал зверь этот, потому что волчица мила. И разноцветные глаза её милы мне, и голос её проникновенный, и крылья лёгкие. Вполовину уже стал я: приравнялся душой, оволчился. Их выжлецы увидели во мне грозного пса Норн[53] и, поджав хвосты, сошли со следа. Как вот мне обликом обернуться, научи...

— Ты не в уме, побратим. Опомнись! Мы торг вели...

— О!.. Только теперь я и при уме своём. Это раньше я темой был и глуп, подобно глуздырю[54], который, вывалившись из гнезда, надаёт в лисьи зубы и радуется, думая, что летит, как иные птицы летают. Так и со мной было! А теперь же я высоко поднялся. Так высоко, что понял тщетность копошения вашего!.. Ведь вы похожи на червей, что вылезают из-под земли, затем обратно уходят в землю. И так во всех поколениях. Рождаются, выползают да прячутся, мельтешат всуе и гибнут в безвестности нор своих. Мне же от жизни три подвига нужно: скалы и деревья попрать, овладеть волчицей и взлететь с нею высоко! Сойди с коня, Лесище коряжное, схватимся...

— Мерещится мне это или правда? — едва промолвил всадник, развернул коня и, потрясённый, удалился прочь.

А шлемоносец не заметил, что остался один. Он долго ещё стоял посреди поляны и каждому дереву говорил:

— Корни-то твои на руки похожи, а вершина — на голову. Раздваиваешься, злобный дух! Но я вижу тебя, не обманешь зрячего; умного не проведёшь.

К высокой ели шлемоносец шагнул:

— Сван! Сойди с коня, схватимся. Ты, предвестник, не принесёшь мне гибели. Крепки воля и дух хёвдинга! Ты прикинулся славным побратимом, но я-то разглядел, что ты обычная ель. И не ошибся. Вижу, как ты лапы расставил, нацелил на меня. Не отступлю, добьюсь волчицы.

«Убей волка. Шкуру надень. Всё равно облик твой останется человечьим. А в душе ты и есть волк. Скольких убил! Лесной нёс!..»

— Чей голос слышу? Кто это говорит?

«Сердце! Сердце твоё стучит! Волчье сердце в груди такого же червя, каких ты сам презираешь. Не далеко ушёл. Для чего рождён ты был чревом женщины? Разве для того, чтобы явиться на свет в облике человека, а уйти в Вальгаллу[55] в облике волчьем? Вся жизнь твоя — копошение. Ты где-то утерял свой смысл, человек, и стал червём. Суета! И в сердце твоём суета. Напрасно стучит оно!»

— Нет! Мне бы три подвига свершить... — закричал шлемоносец и набросился на еловые ветви.