Побочные эффекты

– Все равно – не понимаю, – вздохнула Карина, отпивая из своего бокала и смакуя вкус вина на языке. – Отдать все, что нажил, какому-то дядьке… Нет, я слыхала про скитников, которые, бросив все, что имели, уходили в леса и пещеры, но, во‐первых, таких единицы, а во‐вторых, они действительно верили в Бога! Кроме того, отшельники ищут уединения, а не создают общины с кучей народа, который обирают!

– Досифей – типичный глава секты с соответствующей психологией, – хмыкнул Шеин, покачивая бокалом так, чтобы жидкость перетекала из стороны в сторону. – Он любит руководить, и община дает ему то, чего он хочет – полную, неограниченную власть над людьми. Она тем более велика, что, даже если они вдруг передумают и захотят вернуться к нормальной жизни, идти им некуда, ведь у них ничего нет – все продано и отдано Досифею!

– А еще он, по-видимому, любит деньги, – добавила Карина задумчиво. – Может, даже больше власти…

– Точно! Потому-то мы с Шуркой и едем в Новосибирск. Если верить Досифею, он купил большой участок земли, где члены общины рассчитывают обосноваться в будущем, и этот факт нуждается в проверке.

– А нельзя просто запросить информацию из тамошнего комитета по землепользованию?

– Можно, только, во‐первых, ждать придется долго, и, во‐вторых, местность там дикая – вполне вероятно, Досифей начал стройку, не позаботившись об оформлении документов, как он сделал и здесь, под Красным Селом!

– Думаешь, он снова затеял самострой?

– Я думаю, он мог, но Суркова считает, что там вообще ничего нет. Честно говоря, я склонен с ней согласиться, но проверить надо: вдруг он все же всерьез нацелился на строительство новой общины?

– Будь осторожен, ладно?

– Нас сопроводят ребята из местного ОВД и, скорее всего, мы просто побродим пару часов в чаще леса!

– У вас же даже нет точных координат этого места! – с сомнением заметила Карина.

– Не думаю, что это проблема – везде люди живут, а язык, как говорится, и до Киева доведет!

– А почему вы у Досифея не спросили?

– Да чтобы не спугнуть: если он, как мы предполагаем, врет, и никакой земли на самом деле не покупал, то может свалить еще до того, как мы во всем разберемся. А там – ищи его свищи… Ладно, давай завязывать с разговорами о работе: неужели нам больше нечего обсуждать?

– Ну, давай-ка поразмыслим… – промурлыкала Карина, ставя бокал на низенький столик с гнутыми ножками в форме львиных голов – решительно, в ее доме не было ничего, до чего можно дотронуться без страха сломать или поцарапать! Хотя сама Карина относилась ко всей этой роскоши с легкостью человека, давно к ней привыкшего и не очень-то заботящегося о ее сохранности. А еще Антону чрезвычайно нравилась в ней одна черта – мгновенно откликаться на его заигрывания: казалось, любовница только и ждет, когда на него снизойдет соответствующее настроение! И снова он спросил себя, где были глаза и другие органы ее бывшего, если он променял такую женщину на другую…

* * *

Мономах медленно брел по лесной тропинке к домику Африканыча, в окнах которого горел свет. Провода в поселке и его окрестностях обрезали, так как он давно опустел, поэтому Африканыч пользовался стареньким электрогенератором: судя по всему, старик не ложился и ждал жильца. В лесу Мономах побывал уже трижды за сегодняшний день – надеялся получить весточку от Артема. Не дождавшись, оставил в условленном месте записку, предупреждавшую сына о своем визите в общину на следующий день.

Каково же было его удивление, когда, войдя в комнату из темноты сеней, он увидел Суркову, сидящую за столом и мирно попивающую ароматный травяной чай в компании хозяина дома!

– Алла Гурьевна! – пробормотал Мономах, не зная, радоваться ему или тревожиться.

– Добрый вечер, Владимир Всеволодович, – без улыбки произнесла она, и он понял, что следователь не в настроении. Видимо, сейчас последует нотация о том, что ему нельзя было приезжать сюда и вести самостоятельно расследование, да еще и вовлекать в него сына. Черт, да он уже и сам не рад: что, если Артем не выходит на связь, потому что с ним случилась беда?

– Не присядете? – добавила Суркова, похлопав по сиденью соседнего стула.

– Ну, я, пожалуй, пойду, – засуетился Африканыч.

– Ты нам не помешаешь, дед, – сказал Мономах, поймав ироничный взгляд следовательши: выглядело все так, словно он цепляется за постороннего человека в надежде избежать разборки.

– Поздно уже, – крякнул Африканыч, отводя глаза. – Пора мне в койку – старость не радость!

И он преувеличенно громко зашаркал в свою комнату. Мономаху ничего не оставалось, кроме как сесть напротив Сурковой.

– Я не стану читать вам мораль, – произнесла она. – Не люблю повторяться: все то же самое уже выслушал ваш сын и наверняка вам рассказал! Тем более что в целом все вышло не так уж и плохо, ведь благодаря Артему мы получили важные улики.

– Удалось выяснить что-то важное?

– Да, и я пришла вам об этом рассказать. Только вот не уверена, что информация вас порадует.

– Все так плохо?

– Пока что эти данные ни о чем не говорят.

– То есть Темка рисковал зря?