Побочный эффект

Определенно, с Иришкой судьба его столкнула вовсе не случайно. Сергей не сомневался, что именно она — его настоящая половинка. И поэтому совсем не важно, красива ли она, или только симпатична, или даже не особо симпатична. Ирина у него бесспорно мила. А еще… Еще она бесконечно родна, и только это может быть главным.

Он искренне недоумевал, когда она вдруг надумала подвергнуть себя жутким, на его взгляд, страданиям ради мифического омоложения. Если честно, Сергей даже не заметил особых перемен в ее внешности после вмешательства пластических хирургов.

Единственное, что действительно изменилось, прическа. Раньше у Иришки были волосы до плеч и по утрам они бывали слегка запутаны, но не придавали ей нелепый, даже детский вид. Теперь же Ира носила очень короткую стрижку, и, едва проснувшись, бывала похожа на перепуганного воробышка: волосы во время сна заламывались на одну сторону и торчали в полнейшем хаотическом беспорядке.

Впрочем, негативных эмоций в Сергее эта прическа не вызывала. Скорее, наоборот: благодаря ей он испытывал к жене еще более нежные чувства, как к вечному ребенку. Иногда он представлял, как было бы забавно, если бы в таком виде ее увидели на работе, и весело улыбался своим мыслям: строгая начальница в образе ощипанного воробья!

Он знал, что Иришка у него самая разумная, самая образованная, что справится с любым, самым трудным заданием. Знал, и гордился этим, но все-таки никак не мог представить ее в роли строгого заместителя генерального директора строительного треста.

Какая же она строгая? Какая же она заместитель директора? Ведь это просто его жена. Его Иришка. Его милый, невзрослеющий ребенок.

***

— Он любил меня, — всхлипнула Ира, но тут же взяла себя в руки — не хватало еще расплакаться перед незнакомым человеком!

— Любил… Я всегда чувствовала его любовь. Но, знаете, мне мало было ее чувствовать. Мне хотелось слышать. И слушать.

Собеседница понятливо закивала, и Ира, приободрившись, продолжила с еще большим воодушевлением:

— Может, со мной что-то не так, а может, все женщины такие. Я часто спрашивала, любит ли он меня. Он неизменно отвечал: 'Конечно', но этого было мало. Даже наоборот — это было в некотором роде оскорбительно. Я хотела искренности, а это его 'Конечно' звучало как-то не то что неубедительно, а… Без огня. Без искры. Вроде я его на люстру подвесила и пытаю, а он вынужденно соглашается.

Замолчала, вспоминая совсем недавнее прошлое. Господи, какая она была глупая! Чего ей не хватало?! Зачем спрашивала? Ведь и без слов знала, что Сергей ее любит. Но хотелось большего.

Наверное, Лариска права. Любовь со временем становится привычной. А Ире хотелось чего-то живого. Помолодев лицом, захотела вернуться в молодость, снова пережить что-то более бурное, чем его будничное 'Конечно'. Пережить с ним же, со своим Русаковым. А он возвращаться в прошлое не желал. Или просто не понял?

— Дура, — в тысячный раз констатировала она. — Дура.

***

Вадим вычерчивал очередной график. На работе не успел. Вернее, сделал лишь компьютерную версию, но на стандартном формате А4 график выглядел не слишком впечатляюще, поэтому пришлось взять работу на дом. На десять утра ему была назначена аудиенция у Русаковой, а прийти к ней недостаточно подготовленным Вадим не мог себе позволить.

Из-под фломастера выходила четкая фиолетовая линия, показывающая, как за прошедший квартал изменился процент продаж элитного жилья, построенного их трестом. После этого Вадим начал выводить малиновую линию, обозначающую предположительный рост на будущий квартал при условии, если будет принят к работе его проект рекламы.

С этой линией было сложнее — процент еще только ожидался, а потому рисовать его следовало не сплошной линией, а пунктиром. Но как попало чертить пунктир Вадим не мог — с детства был приучен делать все на совесть, выверено и четко, а потому вырисовывал штрихи по линеечке: пятнадцать миллиметров сплошная линия, три с половиной миллиметра разрыв, и снова пятнадцать миллиметров сплошной линии. Можно было бы сделать разрывы побольше, можно было даже сделать их равными штриху, но в целом линия выглядела бы слишком банально. Вадиму же нужен был эффект — все должно быть, и будет красиво! Конечно, он еще столкнется с трудностями, когда начнет накладывать тень на пунктирные штрихи, ведь в три с половиной миллиметра разрыва ее сложно будет убедительно врисовать. Зато результат наверняка получится достойным. Эффектным.

Вадим получил образцовое воспитание. Папа, Николай Вадимович, — высший офицер, как сам себя любил именовать. Причем ударение ставилось на слово 'высший'. Отсюда — четкость действий и ответственность за принятые решения, исполнительность и обязательность. А мама…

Мама… От мамы он получил, пожалуй, большую половину качеств, нежели от отца. От мамы он получил всё…