– Врешь, – неожиданно зло и дерзко заявила Паулина. – Вот тут ты все врешь! Не могла я мечтать об этом! Да я никогда в жизни не соглашусь, чтобы Вадик стал военным! Врешь, ты все врешь! Ты просто скрываешь от меня…
На ее глазах выступили слезы, и Николай испугался, что не выдержит ее слез и признается во всем. В том, какая это была… эээ… плодотворная ночь, какой чертовски-разнузданной была Паулина, с каким трудом удалось ему удержать ее дома, когда она в безумном порыве ненасытности рвалась позвать ближайшего соседа отпраздновать торжество здорового секса.
– Вру, – с легкостью согласился он. – Вру. Ты и вчера говорила то же самое. Сказала, что в семье достаточно одного дуба. За что и получила от меня конкретный нагоняй. Мы немножко поссорились, а утром я понял, что неправ, и решил извиниться. Я не буду настаивать, чтобы Вадим стал офицером. Но и ты его не отговаривай. Давай договоримся: вырастет – сам решит свою судьбу, без нашего с тобой вмешательства. Согласна?
Паулина почувствовала подвох. Что-то здесь не то. Как-то легко он отказался от мечты о семейной династии, подозрительно легко. Или ей только кажется? Уж не мания ли у нее?
Странно, что она ничего не помнит. Она и раньше, бывало, испытывала провалы в памяти, но тогда вокруг было море поклонников, шампанское лилось рекой – было от чего захмелеть. А главное – от кого! А тут… Не могла же она захмелеть от мужа! И ведь выпила-то всего ничего. Наверное, это водка так на нее подействовала.
Знать бы еще наверняка, как именно она подействовала. Николай ведь до сих пор шпынял ее за якобы распутство в ее звездные времена. Паулина-то, конечно, не верила в эти его россказни, но когда тебе много лет вбивают в голову какую-то мысль, причем зачастую вбивают в прямом смысле слова, помимо воли начинаешь сомневаться в себе.
В любом случае, изменить Паулина ничего не может. Что бы ни произошло ночью – это уже произошло. Назад уже ничего не отыграешь. Остается надеяться, что Николай наконец-то говорит правду. Они просто спорили о будущем Вадика, да. Это похоже на правду. А уж то, что он упомянул про нагоняй, придает его словам стопроцентную правдивость. Без нагоняев с его стороны они практически не общаются. Может, и до драки дошло – тело как помятое, мышцы ноют. Спасибо, хоть синяков не оставил.
Точно. Потому-то Николай и замешкался с ответом на ее простой вопрос: «Что вчера было?» Видимо, вчера он конкретно распустил руки. Остается надеяться, что Вадик не видел, как Николай ее избивал. Бедное дитя…
Вот и пришел конец ее сомнениям: все намеки Николая на ее мифическое распутство под воздействием алкоголя – сказка чистой воды. Она была права все эти годы: Николай все это выдумал, чтобы жениться на ней. Просто выдумал.
Ирина не могла оставаться дома. Вернее, ей не было там места. В их новой просторной квартире нашлось место всем, кроме нее. Сергей закрылся в спальне, не желая видеть и слышать предательницу-жену. Маришка, вся в слезах, закрылась в своей комнате, бросив на прощание полный презренья взгляд на предательницу-мать. Вероника Николаевна по-прежнему сидела за столом, не в силах вымолвить ни слова, лишь с немым укором и бесконечной жалостью глядя на предательницу-дочь. Предательница-подруга сидела напротив, нагло ухмыляясь в лицо жертве оговора. Всем в этом доме нашлось место. Всем, кроме Ирины.
Еще три дня назад, в тот проклятый день двадцать восьмого декабря, шел снег, создавая иллюзию праздника, дурманя головы подвыпивших людей, заставляя поверить в сказку. Жухлые листья, по странному капризу природы все еще висевшие на ветвях, покрылись снегом и стали похожи на елочные игрушки. Тогда все вокруг выглядело нарядным и праздничным. Теперь же, в новогоднюю ночь, с неба не упало ни одной снежинки. Больше того, даже тот, предательский, снег растаял, превратив сказочно-прекрасный город в мегаполис-помойку. Москва горела миллионами огней и огоньков, переливалась тысячами разноцветных бликов, а под ногами прохожих булькала грязная жижа.
Впрочем, прохожих как раз и не было. Улица вокруг была пустынна. Во всем безумном, грязном, лживом мире Ирина оказалась одна. За окнами домов веселился народ, где-то уже пели, где-то с балконов шумно выстреливали фейерверки, кругом стреляли, гремели взрывами петарды, но это был лживый мир. На самом деле нет никакого праздника, нет в мире радости и веселья, нет счастья. Нет музыки, нет цветов, нет запахов. Есть грязь и ложь, и все веселье, происходящее вокруг, ни что иное, как обман зрения, стереомультфильм: очень похоже на правду, но ложь. Иллюзия жизни вместо самой жизни. Одна сплошная иллюзия. А на самом деле кругом только грязь, и пахнет не мандаринами под елкой, а опять же – грязью.