Побратимы

Была установлена норма (30 кг из расчета на одного человека) перевозимой в поездах и машинах домашней поклажи, но ее мало кто соблюдал. Обычно брали с собой самые необходимые и ценные вещи. Везти вещи приходилось чаще всего на санках, и их было тяжело тащить изможденному человеку[125]. Характерными являются воспоминания блокадницы, матери двух маленьких детей, которой вместе с ними надо было добраться до вокзала: «Одна женщина мне взялась везти вещи, а я детей. Ей я уже отдала полкило пшена и четыре ржаных сухаря. Время было 11 часов, а сбор назначен на 12 часов. Она, как и я, была слабая и с трудом тащила санки. Мы обе еле передвигались. Что, если мы опоздаем? Все мои мучения, трата последний сил будут напрасны»[126]. Им повезло – они успели, поскольку задержалось само отправление поезда…

Вместе с имуществом приходилось нередко везти на санках до вокзала и лежачих родных, следя поминутно за тем, чтобы они не выпали из санок. Машинами до вокзала разрешалось довозить только детдомовских детей, «ремесленников» и тех, кто причислялся к научной и художественной элите города. Таковых оказалось 62 500 человек[127].Все остальные должны были идти пешком[128].

Со всех концов города еле живые люди тянули саночки со своим скарбом. «К вечеру 27 февраля наибольшее число эвакуированных собралось на Финляндском вокзале, – вспоминал профессор С.С. Кузнецов, назначенный начальником одного из университетских эшелонов. – Вокзал представлял жалкое и ужасное зрелище. Во многих местах он сильно пострадал от бомб, залы обледенели, стены покрылись толстым слоем копоти, блестевшей изморозью; освещались залы редкими, сильно чадившими коптилками»[129].

На эвакопункте Финляндского вокзала отъезжающих ждали мясной обед (из расчета: 75 г мяса, 70 г крупы, 40 г жиров, 20 г муки подболточной (суповой), 20 г сухих овощей, 150 г хлеба) и 1 кг хлеба в дорогу[130]. Это было колоссальным искушением: голодные люди были не в силах вовремя остановиться, не съесть весь паек сразу. Вот характерный пример: «На Финляндском вокзале, перед посадкой в поезд нам дали на дорогу по буханке хлеба и миску овсяной каши. Как только поезд тронулся, я принялась за еду. И пока мы ехали до Ладожского озера, я съела всю кашу и целую буханку хлеба. Мне было настолько плохо, что я потеряла сознание»[131]. Увы, было немало случаев, когда после такой обильной еды люди умирали еще до того, как поезд отправлялся в путь, или в первые же часы следования в эвакуацию.

На вокзале были открыты медпункт и даже промтоварный магазин. Там можно было купить теплые вещи: лыжные костюмы, рейтузы, варежки, одеяла, свитера. Сумма выручки составила 600 тыс. руб., ее, правда, необходимо разделить на 480 тыс. (число эвакуированных до середины апреля 1942 г.), учитывая при этом, что на одного человека из «спецконтингента» расходовалось тогда 6 руб. в день. Кипяток на вокзале, однако, достать было трудно, есть сведения, что его пытались получить у друзей, если они жили недалеко. Как отмечалось в отчете городской эвакуационной комиссии за 22 января – 15 апреля 1942 г., «помещения для эваконаселения были грязные, не отопленные и плохо освещенные. Питательные блоки были явно не подготовлены и не благоустроены»[132]. Надо отметить еще одну деталь: «Площадь перед вокзалом. Уборные на вокзале не действуют и, представьте себе… и мужчины, и женщины здесь же на улице, не стесняясь друг друга, выполняют… естественные свои потребности. Никто не обращает на это внимание. Это в порядке вещей»[133].

О происходившем в тот период на Финляндском вокзале подробно рассказано в стенограмме сообщения начальника отдела завода «Большевик» А.Л. Плоткина. Вместе с группой рабочих он должен был ехать в район Ладоги для починки машин. Вот что он увидел на вокзале: «Мы направились в зал ожидания. Когда я открыл дверь, то увидал, что зал полон пассажирами. Пришлось временно собрать всех людей на перроне. Я лично пошел выяснять время отправления поезда и организацию посадки. Когда я подошел к окошку справочного бюро на Финляндском вокзале, то увидал, что оно закрыто. В помещении виден был маленький огонек. На первый мой стук сидевшая там девушка не ответила. После настойчивого требования, наконец, она открыла форточку и на вопрос – когда же будет отправлен поезд на Борисову Гриву, ответила: “Поезд не отправляется уже третий день и когда он будет отправлен, я не знаю. Это зависит от того, когда отогреют паровоз”»[134]. На полу нередко лежали трупы – обессилевшие люди умирали на вокзале после многих часов, а то и нескольких суток ожидания.