— Соответственно, Ты больше не можешь думать о себе как свободная женщина, тем более позволять себе поступать так. Ты должна впредь, думать и поступать как рабыня. Ты должна чувствовать как рабыня, жить и любить как рабыня!
— Да, Господин, — отвечала она сквозь рыдания.
— Рабыня.
— Да, Господин.
— Никаких препятствий больше не существует между тобой и твоей женственностью.
— Нет, Господин, — сказала она, испуганно.
Я уронил хлыст около шкуры, и присел на корточки около девушки.
— Когда я тебя трогаю, Ты должна чувствовать, глубоко и полно, концентрированно и превосходно, с благодарностью, радостно и покорно, и позже, когда Ты отдашься мне, Ты сделаешь это, безусловно, полностью, безоговорочно и беспомощно, не сдерживая себя ничем.
— Но тогда я должна стать ничем, всего лишь рабыней, беспомощной в руках ее господина.
— Да, именно так!
Она в ужасе смотрела на меня. Я встал на колени рядом с лежащей рабыней.
— Сядь, — велел я. — Обними меня руками за шею.
Она повиновалась.
— Губы рабыни, — отдал я следующую команду.
Она сложила губы, и затем я нежно поцеловал их.
— Это ведь теперь не столь страшно, не так ли? — спросил я, отстраняясь.
— Что делают мужчины с рабыней, когда действительно хотят ее? — прошептала девушка.
— Все.
— А что должна дать им рабыня?
— Все, и даже больше.
— Я боялась, и надеялась, что так и будет.
Я улыбнулся.
— Вы видите? Я — рабыня.
— Я знаю, — ответил я. Она была женщиной.
— Вы читали книгу Притиона Клеркуса с Коса? — вдруг спросила она.
— Неужели бывшая свободная женщина, гражданка Ара, читала это? — удивленно спросил я.
Это был трактат о неволе.
— Рабыня, не ставит условий, она не желает мелких требований к ней, она не просит легкости, она ничего не просит, она дает все, она стремится любить и самоотверженно служить, — процитировала она на память.
— Ты хорошо запомнила это, — заметил я.
— Вы читали это? — все же хотела знать она.
— Да, — ответил я.
Я отлично помнил это изречение. Девушка, возможно, когда-то слышала и запомнила его.
— Я всегда была очарована неволей, — вдруг призналась она, — но я никогда не ожидала, что сама стану рабыней.
— Поцелуй меня, рабыня, — попросил я.
— Слушаюсь, Господин.
— Теперь Ты боишься, что как рабыня, можешь быть отвергнута?
— Теперь, как рабыня я вижу, что это не имеет значения. Боязнь таких вещей, ко мне не относится. Скорее надо следить, чтобы быть абсолютно приятной. Если я отвергнута, это не имеет значения, поскольку я — всего лишь рабыня, как рабыня я — ничто. Я являюсь бессмысленной и ничего не стоящей вещью. Таким образом, какое может иметь значение, если я должна презираться и отвергаться? Просто я должна попробовать еще раз, снова стремясь беспомощно служить и любить.
Я не отвечал ей. Зачем? Пройдет совсем немного времени, и она, в любом случае, сама изучит, что меньшее чего должна бояться рабыня — это быть отклоненной. Скорее она должна бояться обратного. Она как раз должна опасаться, что один только вид ее будет приводить мужчину в полубезумное состояние от страсти, и что возможно, он не остановится до тех пор, пока не поместит ее в свои цепи.
— В своем трактате, Притион Клеркус, прежде всего, озабочен только одной формой неволи, той, что касается рабыни для удовольствий, — объяснил я.
— Это верно.
— Но рабство многогранно, и некоторые его виды, несомненно, довольно страшны и неприятны.
— Да, — вздрогнула она, ибо слышала, об использовании рабства в сельском хозяйстве, и в таких местах, как общественные кухни и прачечные. Несомненно, она была наслышана о позорном рабстве и рабстве мести. Одной из форм рабства мести является рабство замещения, в котором одна женщина, полностью невиновная, порабощается и становится объектом ненависти, вместо другой женщины, называемой «по-крайней-мере-временно-недоступной», при этом даже получая ее имя. Женщина заменитель в этой ситуации, конечно, действительно порабощается. Даже если ненавистная женщина позже захвачена, ее заменительница не освобождается. Она обычно может быть просто продана или обменена.
— Но общим знаменателем для любого вида рабства является то, что женщина должна быть полностью покорной и приятной и во всех отношениях, и она полностью объект желаний ее господина.
— Да, Господин.
— Ты можете поцеловать меня снова, рабыня, — разрешил я.
— Да, Господин, — сказала она, и прильнула к моим губам, а я осторожно положил ее обратно на покрывало. Ее руки все еще были сомкнуты на моей шее.
— Вы собираетесь учить меня быть приятной?
— Да.
— Значит, Вы будете улучшать, собственность моего владельца.
— Да. Но я собираюсь сделать несколько больше, чем просто научить тебя, как ублажать мужчин.
— Что же? — удивилась она.
— Когда я закончу с тобой, моя голая красотка в бисерном ошейнике, Ты будешь очень сильно отличаться, от тебя теперешней.
Она смотрела на меня, молча и непонимающе.
— Я собираюсь превратить тебя в мечту мужчины об удовольствии, — объяснил я.
— Сделайте так, — попросила она, и приступила к своей трансформации.