Побратимы(Партизанская быль)

Вот опять огневая вспышка на Бурме. Полчаса спустя она утихла. Это немцы пытались спуститься к Бурульче и атаковать штаб центра. Но отряд Якова Саковича помешал им. В пятнадцать часов сорок пять минут снова доносится шум с Бурульчи. Полчаса спустя вестовой от Харченко докладывает, что отряд немцев численностью до трехсот человек проник в долину речки Бурульчи. Враги поднялись к Яман-Ташскому хребту, пытались перевалить его и ворваться в расположение партизанской обороны. Но чекисты заметили их вовремя и открыли огонь. На шум прибежали связные центра, подтянулась часть комендантского взвода. Рядом оказались женщины, подносившие патроны. Винтовок у них нет, так они бросали камни сверху. Так и отбили атаку. А главное, показали прочность партизанской обороны и на этом участке.

Но этот урок на фашистов не действует.

Мы не успеваем обменяться мнениями о случившемся, как с бурульчинского склона доносятся звуки новой перестрелки. На этот раз бой вскипает возле центрального штаба.

Бежим с майором Шестаковым туда и попадаем в жестокую схватку. Немцы атакуют снизу. Они пытаются растянуть нашу оборону, прорваться и окружить штаб.

— Держи! Бей гадов! — сквозь шум боя прорываются команды Григория Гузия.

Где-то рядом командует подполковник Савченко. В обороне и Петр Романович.

Вступаем в дело и мы с Шестаковым.

Немцы ползут тучей. Сраженные, скатываются вниз, но из-за деревьев выползают другие. Вот-вот дойдет до рукопашной.

— Гранатами! — кричит Гузий. — Гранатами!

Гремят взрывы. Трещат автоматные очереди. Но вражеский напор не слабеет. Прорыв кажется неизбежным. Ямпольский кричит кому-то о подмоге, которую надо подтянуть…

— А вообще, товарищи, — это сигнал, — говорит майор Шестаков, когда мы возвращаемся на КП-5 после отбитого штурма. — Немцы прощупывают: везде ли прочна наша оборона? Это…

Он морщит лоб, хочет сказать еще что-то, но не успевает.

— Бежим!.. Падай!.. — вдруг кричит Сендецкий и с силой расталкивает нас в стороны. Падаем за бревно, а рядом взрыв.

Поднимаемся, все разом находим взглядами свежую, еще дымящуюся воронку — как раз там, где был наш КП.

— Да, Василий Иванович. Вышло у тебя. Молодец. Значит, еще повоюем, — улыбается Мироныч. — Теперь ты доводишься нам вроде как спасителем.

Видимо, надо предупредить все отряды о новых происках врага. К Петру Романовичу послать: может, из центрального штаба тоже направят гонцов в отряды с предупреждением.

Но вот грохот боя катится ниже, к руслу Суата. И, к великому нашему счастью, все гуще плотнеют сумерки. Звуки боя постепенно утихают. Ночь, как всегда, работает на партизан.

Проходит короткое время, и над горной грядой встает медный диск луны, словно любопытствуя, почему столь круто изменилась обстановка. Луна старается, вовсю высвечивает лес. Наступила первозданная тишина. Только в горном лесу бывает такая. Треснет ли сук на колене лесного кочегара, бросит ли часовой: «Стой!» или заорет насмерть перепуганный козел, спустившийся к водопою, — все слышно, все множится и разносится чутким эхом.

Но вдруг тишину нарушают выкрики:

— Пар-ти-сан-лар! Пар-ти-сан-лар, ставайтись! Савтра ка-а-пут тепе! Ка-пу- ут!

Чуткое эхо подхватывает, и по всей долине катится:

— Ка-а-а-пу-у-ут!

Какое-то время Яман-Таш молчит. Но потом кто-то кричит в ответ:

— А ежа задом вы били? Ежа-а! Задом!

И тут же:

— Ха-ха-ха! Ха-ха-ха!

Теперь эхо служит партизанам. Да как служит! Хохочет весь лес… вся долина…

— Ха-ха-ха!

Подходим к партизанским кострам:

— Кто это тут переговоры с противником ведет?

Выясняется: отвечал Балацкий.

Сашка Балацкий — парень по натуре добрый. Щедрость его сердца можно делить на сотню — всем хватит. Бывало, возвратясь из разведки или боевой операции, он обязательно одарит группу трофеями: тому флягу, тому пистолет. Пару резиновых сапог и ту поделил с Калашниковым. И они долго ходили, как клоуны: одна нога в сапоге, другая в ботинке — это, чтоб удобнее переступать через горные речки. Словом, Сашка Балацкий — человек душевный. Но на подлецов он зубаст. Вот и сейчас озлился парень не на шутку, когда услышал призывы врагов.

С юга и запада надвигаются тучи, плотные, будто из ваты свалянные. Опять не прилетят наши авиаторы. И сегодня не сбросят нам патроны…

Об этом же и радиосигналы партизанского леса.

Лес: «Четверо суток ведем тяжелые бои. Несем большие потери. Боеприпасов нет. В первую очередь, нужны шкодовские, ППШ, гранаты».

Большая земля: «Самолеты ежедневно пытаются летать к вам, но сплошной туман, обледенение. Просим командарма Петрова выделить боевые самолеты для поддержки вашей обороны».

Лес: «Положение наше тяжелое. Помимо всего прочего, маневрировать не можем по причине большого количества гражданского населения и раненых. Обязательно, повторяем, обязательно сбросьте патроны, гранаты. Строго на гору Яман-Таш».

2 января 1944 года. День немецкого наступления седьмой.

Седьмые сутки люди леса не выпускают из рук оружие.

А напор фашистов не ослабевает. Вот что записал в этот день летописец штаба 1-й бригады: