Северное море относительно теплое и мелкое, не с точки зрения морских купаний, а с точки зрения нефте- и газодобытчиков. Оно не замерзает, без айсбергов и с глубинами до 200 метров, то есть вышки на дно ставить можно. Тамошние месторождения принадлежат Англии и Норвегии. Интересно, что англичане не перерабатывают свою нефть, а гонят ее на экспорт, хотя имеют свои нефтеперегонные мощности. Но их технология приспособлена к легкой ближневосточной нефти, и англичане посчитали, что выгоднее продолжать импортировать ее, а свою экспортировать, чем перестраивать свои заводы на другой тип нефти. Неожиданное, а, значит, скорее всего, очень мудрое решение.
А норвежцы сами даже не потребляют газа, в Норвегию нет газопровода с их месторождений. Он идет в Германию.
У меня часто спрашивают, как же так, почему в Норвегии высокий уровень жизни, это же северная страна! Умиляют меня демократы. Не знать, что эта страна с ее микроскопическим населением и незамерзающим морем — еще и мировой лидер по экспорту нефти и газа…
Довольно много запасов газа у Нидерландов, даже больше, чем у норвежцев (у тех, правда, шельфа больше — есть где искать).
Еще интересный момент. На протяжении многих лет я находился под воздействием пропаганды о какой-то особой расточительности советского экономического строя. Доказательством его были факелы на нефтяных месторождениях — и действительно, сколько лет горел факел на московском нефтеперегонном заводе в Капотне! Как освещали снежную равнину факелы у воркутинской железной дороги!
Каково же было мое удивление, когда на фотографии ночной Европы из космоса я увидел красные пятна в Северном море. Они были больше, чем осьминоги европейских столиц (кстати, не Париж и не Лондон из них самые яркие, а Москва). Хорошо были видны населенные и безлюдные (Альпы, Карпаты) районы. Четко заметны границы между богатыми и бедными странами — небольшая Северная Ирландия светится сильней, чем вся Ирландская Республика. Что это за красные пятна? А это факелы нефтяных платформ. Попутный нефтяной газ очень сложно утилизовать; его сравнительно мало, строить для него газопровод или монтировать емкость смысла нет, химически он хоть и горюч, но очень неприятен. Агрессивен к металлу, а состав его очень сложный и переменный, и его нельзя обрабатывать по какой-то одной технологии. Поэтому нефтяники развитой и экономной западной цивилизации этот газ просто жгут. А про какую-то особую советскую расточительность нам, в данном случае, просто брехали — она общечеловеческая, как горбачевские ценности. Но все равно, попутный газ — значительный резерв, и жечь его — конечно, расточительность. Успеют ли начать его полностью использовать до полного исчерпания нефти?
К сожалению, из-за сложности технологии потери газа значительны. Даже при добыче природного газа разрыв между добываемыми и коммерческими (используемыми) объемами очень велик. Соотношение кое-где менее 40 % (в Африке). На Ближнем Востоке доля товарной добычи — около 60 %, в Западной Европе — чуть меньше 90%, и только мы используем почти всё — свыше 97 %. Остальные проценты так или иначе теряются.
Но проблема в том, что газа этого в Северном море не так уж и много. На 10–15 лет, если считать вместе с алжирским.
Что является резервом?
По оптимистичным оценкам очень много газа в России. Вообще этой темы мы здесь касаемся краем, но в сведениях о газе разнобоя еще больше, чем о нефти.
Прогнозные оценки — 164,8 трлн. кубометров (правда, это те же оценки, согласно которым у нас 60 млрд. тонн нефти, те самые «13 % мировых», по другим оценкам прогнозные запасы всего мира — лишь 125 трлн. кубометров). Из этих триллионов на океанском шельфе 69,4 трлн. Напомню, что триллион кубометров газа, примерно, эквивалентен миллиарду тонн нефти. На суше резервы сосредоточены на Ямальском полуострове и в Гыдане.
По другим данным, у нас прогнозных запасов аж 218 трлн. тонн (Маргулов, 1996).
По данным Международного газового союза в мире всего прогнозных — 327 трлн. тонн, доказанных — 118 трлн. (все это сравнимо с ресурсами нефти), но вот что отличается, так это то, что в год добавляется доказанных запасов 5 трлн. при добыче около 2,2 трлн. То есть, в отличие от нефти, доказанные запасы не падают, а растут.
В России доказанные запасы — от 48 до 64 трлн. кубометров — то есть, видимо, существенно больше, чем нефти.
Вся эпоха газификации Советского Союза, в которой мы выросли, связана всего лишь с тремя месторождениями — но зато с гигантскими. Считается, что в России имеются еще четыре гигантских месторождения, которые просто трудно (дорого) осваивать.