Бывают исключения, когда человек лжет вовсе не для того, чтобы выполнять требования социальной роли; бывают моменты, когда вы уверены, что услышите правду, а вам лгут. Если б вы знали, что вас обманывают, вы избрали бы иную манеру поведения, иначе построили свои планы, да и самого человека оценили бы по-другому. Выигрыш или проигрыш, который дает ложь, не так уж мал и для другого человека, и для вас. Ставки обычно высоки. Когда вы обнаруживаете подобного рода ложь, то ощущаете себя оскорбленным. А это болезненно. Такое подрывает доверие. Профессор Гоффман говорит в данном случае о «наглой лжи». «Наглая ложь» предает и подтачивает близкие отношения. Она питает недоверие и может разрушить близость людей. Родители не могут полноценно выполнять свою роль, направляя и защищая своих детей, если они опираются на недостоверную или ложную информацию. Однако любому из нас дети иной раз лгут. В конце концов каждый наверняка помнит, что и ему в детстве случалось соврать родителям.
Как же нам, будучи родителями, себя вести? Как нам сохранить доверие и поощрить правдивость, не вторгаясь сверх меры в автономный мир ребенка? Мы не намерены устраивать судилище по поводу каждого обмана, но не хочется и поощрять обман, как бы не замечая его. Мы не желаем быть простаками которых детям легко провести, но опасаемся стать чересчур недоверчивыми и подозрительными.
Это тяжелые вопросы, и на них нет легких ответов. Несмотря на серьезные последствия лжи для всей нашей жизни, лишь немногие всерьез задумывались о ее природе. Немногие размышляли о лжи, о том когда и почему они лгут. Большинство из нас лгу гораздо чаще, чем это представляется нам самим, и еще меньше мы задумываемся, как наша нечестность отражается на детях. Большинство родителей оказываются совершенно неподготовленными к том, моменту, когда им впервые приходится столкнуться с серьезной ложью ребенка.
Я как профессионал занимался научными исследованиями лжи более 20 лет, но, как родителю, мне самому пришлось нелегко. Я изучал ложь в отношениях между врачом и пациентом, мужем и женой нанимателем и работником, полицейским и преступником, судьей и свидетелем, разведчиком и контр разведчиком, политиком и избирателем, но лишь в последнее время — между родителем и ребенком. Мои прежние исследования были сфокусированы на выявлении лжи по едва уловимым признакам, выдающим лжеца: выражению лица, позе, интонации. На основе тщательного анализа тысяч часов видеозаписи интервью со взрослыми людьми я разработал теорию, призванную объяснить, в чем состоят различия видов лжи, почему одни лжецы попадаются, а другие — нет и всегда ли лгать нехорошо.
Интерес к детской лжи пробудился у меня уже после опубликования книги «Когда говорят неправду». Во время теле- и радиодискуссий, предварявших выход книги, я столкнулся со множеством родительских вопросов, на которые у меня почти не было подходящих ответов. Вопросы звучали настойчиво, и эмоциональный накал свидетельствовал о глубокой озабоченности и раздражении родителей. Это были те вопросы, с которыми я и сам начал сталкиваться, общаясь со своими детьми. После того как я первый раз попал впросак, я отправился в библиотеку и заказал все популярные книги по проблемам воспитания. К своему удивлению, по интересующей меня теме я нашел едва ли пару страниц. Мне не удалось обнаружить ни одной книги о детской лжи — ни адресованной специалистам, ни написанной для широкой публики — за последние полвека.
В специальных научных журналах детской лжи уделено несколько больше внимания, но главный акцент сделан на ее роли в семейных взаимоотношениях. В этих источниках я нашел некоторые ответы, но никто не собрал их вместе, чтобы помочь родителям.
Дабы заполнить некоторые пробелы, я совместно с моим коллегой доктором М. О'Салливэн, профессором психологии Университета Сан-Франциско, проинтервьюировал примерно 65 учащихся местной школы. Кроме того, я взял интервью более чем у 50 родителей, а также почти у всех моих знакомых и коллег, имевших детей.