Почему это страшно

Да разве бог, например, дает людям пищу? Верующие думают, что он. Но ведь хлеб с неба не падает. Его своим трудом выращивают люди. Можно сколько угодно стоять перед иконами и просить бога, но, если хлеб не вырастят на полях люди, если его не привезут в магазин, никакой бог не пошлет его. И, напротив, если человек трудится, зарабатывает деньги, то на них он купит себе хлеба и других продуктов, не вымаливая их у несуществующего бога.

Верующие могут возразить: конечно, бог с неба хлеб не посылает, но от него зависит урожай.

Опять неверно. Раньше в царской России, особенно в деревнях, почти все люди были верующие. Но когда они просили у бога помощи, он не посылал хороших урожаев. Ведь до революции даже в урожайный год крестьянин едва-едва мог дотянуть до осени. А если хлеб родился плохо, целые деревни, даже губернии вымирали от голода. Не помогал бог.

Привычка просить «хлеба насущного» у бога появилась в те времена, когда люди были бессильны перед холодом и болезнями, землетрясениями и неурожаями, перед всякого рода угнетателями. Милость божья была их последней надеждой.

Но если такая молитва была понятна в условиях далекого прошлого, то она становится совершенно нелепой и смешной в нашей стране, где все люди сыты, обуты, одеты, где никто не трепещет от неуверенности — что будет с ним завтра. Напротив, мы знаем, что наше завтра будет еще лучше, чем сегодняшний день!

А кому нужны эти бесчисленные поклоны? Неужели богу? Даже если бы он и существовал, нельзя себе представить, чтобы они ему доставляли какое-нибудь удовольствие, не наводили бы скуку.

У Алексея Максимовича Горького есть сказка. Называется она «Яшка». В ней рассказывается о том, как бездомный, вечно голодный мальчишка Яшка — герой сказки — после смерти будто бы попал в рай.

«Смотрит Яшка — невиданно хорошо в раю: посреди зеленого луга, на золотом стуле, сидит господь Саваоф, седую бороду поглаживает, озирается всевидящим оком, райские цветы нюхает, райское пение слушает; везде — во цветах, на деревьях — херувимы с серафимами осанну поют, а по светлому лугу, по веселым цветам святые угодники хороводом ходят и мучениями своими хвастаются.

— Господи, — говорят, — ты гляди-ко, батюшко, как мы измучены, как изувечены, а всё — имени твоего ради! Кожица у нас ободрана, тельце наше истрепано, ручки-ножки изломаны, ребрушки наружу торчат, а всё — славы твоея ради!

Слушает господь, — немножко морщится.

— Да уж ладно! — говорит. — Уж слыхал я это, ведь вы почти две тысячи лет одно и то же поете. Ну, — пострадали, помучились, покорно вас благодарю за это, только — спели бы вы хоть разок веселое что-нибудь, а?

А святые угодники опять свое:

— Господи, — кричат, — миленький ты наш, погляди-ко: ножки у нас переломаны, ручки вывихнуты, ведь как мы страдали! И жгли нас, и давили, и голодом морили, и чего только с нами не делали, а все тебя, господи, ради!

Вздыхает господь, соглашается:

— Верно, братцы! Прославили вы меня мученьем, да обошли весельем!

А святые угодники опять свое тянут…

Смотрит Яшка, слушает, не все ему понятно, а что скушно в раю, это он прекрасно чувствует: ни есть, ни пить не хочется, играть тоже неохота, и на душе смутно, как будто он клюквенным киселем объелся.»

Стало Яшке жалко бога — какая у него жизнь? Тоска смертная. И упросил он господа вернуть его на землю. Лучше побои, холод и голод, чем райское блаженство.

Скучно богу, скучно и молящимся. Но если ты веришь в бога, молиться надо. Так велит церковь.

«Святая» вода